Елена Маленкова переехала из Донецка в Киев, риелтор, генеральный директор группы компаний KDU Realty Group:
– Недавно работала с клиенткой, которая на просмотре квартиры отказалась от покупки только из-за того, что она находилась на 13 этаже. Не потому, что она суеверная, а потому что боится высоты. Я когда узнала о ее фобии, вдруг вспомнила о своей. Я очень боюсь летать на самолете, это аэрофобия.
Возник этот страх, когда в 2010 году с мужем и младшим сыном, которому на тот момент было 18 лет, летели из Донецка на Кипр. Это был маленький самолет Embraer. Компактный, там всего 14 рядов. Из-за того, что самолет маленький, он очень легкий.
Когда мы взлетели, табло с надписью "Пристегните ремни" выключилось, а буквально через пару минут включилось и горело до самой посадки. Нас болтало так, что все пассажиры на протяжении двух часов сорока минут только и делали, что молились. У меня тогда вся жизнь прошла перед глазами. С тех пор у меня и сына началась аэрофобия.
На самом деле, за редким исключением, аэрофобия лечится. Но я для себя нашла маркеры, которые помогают преодолевать этот страх каждый раз, когда я собираюсь лететь. Я ищу плюсы в той или иной компании, например, в самолетах Alitalia или Air France только оригинальные детали, пилоты – асы своего дела и тому подобное. Если же летела украинскими авиалиниями, то "мантра" была подобной.
В свое время в "Донбассаэро" работал мой хороший товарищ, он был командиром экипажа. Он однажды провел меня в кабину пилота – как раз тогда "Донбассаэро" закупила аэробусы. И он, не переставая, нахваливал эту марку самолета. Одно из преимуществ – что можно лететь на полном автопилоте и только ближе к посадке человек берет в руки штурвал. И то только потому, что тогда в донецком аэропорту не было специального оборудования для автоматической посадки самолетов. В "Борисполе" такое оборудование есть, и это меня, аэрофобку с девятилетним стажем, успокаивает.
Когда во время турбулентности у меня подскакивает пульс до 150 ударов в минуту – при том, что норма 65-80 – я вспоминаю статистику, по которой в мире не было ни одной катастрофы из-за турбулентности.
Еще один страх возник в 2008 году. Тогда на весь мир обрушился кризис, и нас он не обошел стороной. Наша компания потеряла много денег и недвижимости. Тогда я стала бояться остаться ни с чем. Имея бешеную мотивацию, как у Скарлетт О'Хара, которая говорила, что сделает все что угодно, но никогда в жизни не будет голодать, я стала работать сутки напролет. К 2012 году моей компании удалось "встать на ноги" и выйти на докризисные обороты.
А потом – война, и мой страх остаться ни с чем возобновился. Вместе со страхом вылезли болезни, с которыми я ранее не сталкивалась. Можно сказать, что я отделалась "малой кровью", а вот среди моих знакомых есть те, у кого выявили онкологию.
Вот и сейчас у меня такой же бешеный ритм жизни, как после кризиса 2008 года. Просто мне хочется быть всегда на плаву. Страх потери прежнего образа жизни, который мне никто не принес на блюдечке с голубой каемочкой, до сих пор остается. С этим страхом не борюсь, я его трансформирую в мотивацию. Считаю, что страх должен быть двигателем, поэтому, чтобы не стать нищей, я работаю в бешеном ритме.