Донецк стал одиночной камерой. Это записи из дневника Асеева, которые он успел сделать до ареста

Станислав Асеев поделился записями, которые делал в личном дневнике во время оккупации в Донецке. Тетрадь сохранилась благодаря тому, что ее успели передать на подконтрольную Украине территорию до ареста Асеева и плена "ДНР". В пыточных "Изоляции" журналиста удерживали 2,5 года и освободили во время обмена пленными в 2019 году.
"На днях Егор Фирсов (политик и активист из Донецка - Свои) вернул мне мой дневник - единственную рукопись, которая осталась со времен до ареста, я успел его прислать на подконтрольную территорию еще в 2016-м году. Вещь для меня невероятная, потому что некоторые записи я уже не понимаю: это как язык, на котором давно не разговаривал. Причем диапазон вопросов, которые волновали, - от войны до креветок с бессонницей. Есть даже несколько стихотворений. А последняя запись - о Мотороле", - говорит Станислав Асеев, имея в виду похороны боевика "ДНР".
Дневник Станислава Асеева
С разрешения автора публикуем эти записи.
Резко пропала вода: вынужден был носить вёдрами снег и топить его на плите. (Обстрелы?)
***
За сутки - третий комплект "Града". Первый упал в половину второго ночи, когда я дочитывал "О мышах и людях". Такая смерть была бы не самой плохой.
***
Однажды друг сказал, что Бог бережёт меня, не давая разбогатеть. А сегодня сравнил с канатоходцем над пропастью, балансирующим между Нобелевской премией и пожизненной сменой на заводе. Его мысли кажутся мне куда удачнее моих, а ведь он - продавец комбикорма. Видимо, ветерок всё же сдует меня на завод. (Ночью взорвали памятник)
***
Второй раз за сутки обстрел. После "Градов" миномёт кажется неуместной шуткой.
***
Снова грузили капусту. Устал так, что нет сил даже просто смотреть: уже одно это кажется мне чрезмерным занятием.
***
Сегодня бежал мимо парня на набережной, игравшего на трубе под звуки орудий. Вот почему я всё ещё здесь.
***
Охранные будки, шлагбаумы, бетонные плиты, впившаяся в здания проволока, запрещённый проезд... Сегодняшний город - всё больше отпечаток памяти на помятом листке, собор Дуомо, на который привык смотреть Ганнибал. Донецк стремительно обрастает такой бородой, которая пока лишь покалывает, но вскоре начнёт колоться всерьёз - и мучить в первую очередь тех, кто от покалывания привык получать удовольствие.
***
Уже три недели ни с кем не общался в живую. Круг замкнулся. Исключение составляют кассиры, которые спрашивают, нужен ли мне пакет. Донецк стал одиночной камерой, или кельей монастыря.
***
Был на похоронах Моторолы. Ничего подобного раньше не видел. Наконец в живую увидел Советский Союз.
