Чем «инородные республики» похожи на общежитие Донецкого политеха? Воспоминания Евгения Шишацкого
IT-журналист информационного портала ЛІГА.net Евгений Шишацкий родом из Мариуполя. На своей странице в Facebook он рассказал о периоде студенчества, связанном с проживанием в девятом общежитии Донецкого политехнического института. Свои.City публикуют эти воспоминания Евгения.
Уроженец Мариуполя и выпускник Донецкого политеха, а сейчас журналист Евгений Шишацкий
Почему по меркам 80-х «девятка» была офигенно крутая
Из всех имеющихся девятая общага Донецкого политеха котировалась максимально.
Нет, конечно, была ещё «восьмерка», она же «негробанк». Вид у нее был прямо на центральную улицу Артема и новый бездушный собор. Тоже высокая. Та же блочная система, те же планировки. Только соседи-иностранцы – со своими прибабахами. И не такая вместительная.
По меркам 80-х «девятка» была офигенно крутая. 12 этажей, грузовой и пассажирский лифт, по 20 блоков со 2-го по 12-й этаж. В блоке – две комнаты на двоих, отдельно душ с умывальником, отдельно туалет с умывальником. Просторная кухня, мусоропровод. У тех, кто жил повыше на сторону Челюскинцев, вид на рассвет из-за макеевских терриконов. У их соседей напротив – закат за донецкими зданиями.
В «девятку» ломились и другие люди. Слишком этот небоскреб выгодно отличался от низенькой «двойки», потерявшейся во дворах и с душем внизу. Жители «шестерки» жили рядом с шумом АС Крытый рынок, с которой в универ не ходила ни одна маршрутка. «Семерку» вообще засунули так, будто это был внебрачный ребенок нашего универа и ДонНУ.
Номер 9 же шикарно стоял возле остановки первого трамвая. Важно-1 – трамвай вез до центральных корпусов и ЖД-вокзала. Важно-2 – жители общаги влезали ДО рынка. То есть в принципе влезали. Минус был один – в тёплое время года трамвай был прекрасно слышен. Но для нижних этажей «тудух-тудух» на подъезде к остановке становился родным и ламповым.
Почему от слова «Комендант» душа уходила в пятки
А еще в общежитии номер 9 властвовала Катерина Петровна.
Моя память не сохранила ее фамилию. Когда в 2006 году я робким студентом приехал сначала на практику, а затем селиться, многое в «девятке» было уже не так.
Селили студентов по четверо. В комнату. Второй и два верхних этажа были полностью заняты «семейниками». Их экспансия продолжалась. Семьи шиковали – им полагалось по целому блоку. Впрочем, это не удерживало их от постоянных возмущений по поводу «этих студентов». Хотя сами они только вчера-позавчера были такими же.
Душевые и особенно туалетные комнаты были в плачевном состоянии, много лет не зная ремонта. Компьютерщики – негодяи такие – заладили ставить по 2-3 компьютера себе в комнаты. Из-за чего регулярно не выдерживали предохранители, и сразу четыре-пять блоков на полчаса-час погружались во тьму.
Но даже это не пугало студентов других общаг. Попасть в здание на Челюскинцев, 184-А, не будучи ВТ-шником, считалось шиком.
А потом эти люди знакомились с Ней.
При первой встрече Катерина Петровна производила на неокрепшие души и туши смешанное впечатление. Невысокая сухая морщинистая женщина. Крашенные в красно-коричневый тонкие волосы с каре. Плотно сжатые губы, чуть хмуринка между бровей. Одета строго, небогато, но и не обношенно. Всегда макияж.
Смотреть ей в глаза было неуютно. Хотя она и сама нечасто смотрела в глаза. Типично для нее было писать что-то и коротко-резко говорить, не поворачивая головы. Может, и хорошо. Потому что даже от этого у многих душа уходила в пятки. Одно слово – КОМЕНДАНТ.
На первый взгляд, точно такую же строгую и устрашающую систему Катерина Петровна выстроила вокруг себя.
Перед общагой всегда была чистота. Внутри – чистота. Ни тебе разрисованных коридоров, ни ободранных комнат (санузлы не в счет). Строгая вахта стирала себе память при каждом проходе студента. Даже если бедняга только что вышел и с ними поздоровался, минуту спустя с него требовали пропуск со зверством Цербера. Посторонних не пускали от слова «никогда». В 00:00 охранник поворачивал ключ во входной двери корпуса. Опоздавший хоть на минуту мог искать ближайшую лавку до 6 утра. Или учиться непалевно лазить по балконам.
Один из волшебных рассветов 2007 года с балкона комнаты 916а.
Почему «девятка» напоминала город-государство
Да, «девятка» напоминала город-государство. Во главе – коменда (так все говорили исключительно за глаза и не при остальных ветвях власти). Правая рука, серый кардинал и «добрый коп» – кастелянша Оксана Ильинична. Ее фамилию я тоже не запомнил, только белый халат, грузное тело, грудной голос и грубоватые черты лица. Дальше ранг пониже – вахтерши, удивительно неизменные. Слесари, охранники, уборщики. И местная палата представителей – студсовет.
Во многом студсовет показал мне, почему система была красива только на первый взгляд.
Под обложкой порядка уютно разместились коррупция, бюрократия, злоупотребление властью и много других веселых штук. О них сейчас снимают фильмы о злом СССР – старательно развенчивают миф государства счастливых народов. Если учесть возраст Катерины Петровны, понятно, как долго и любовно это взращивалось.
Студсовет подбирался по принципу лояльности. Это были, кажется, 10 главных по этажам под началом предстуда. Как правило, студенты старших курсов, совсем редко кто-то младше.
Лучшим способом узнать этих ребят поближе было попасть «на студсовет». Для этого нужно было провиниться. Еженедельно палата представителей делала обход общаги, похожий на облаву. Засветил в комнате электрочайник или не успел убрать срач (причем, критерии срача менялись раз за разом) – добро пожаловать на первый этаж. Можно было и попроще – устроить большой и слишком шумный кутеж. Но за такое могли сразу выселить, без суда и следствия. Прецеденты были.
Иногда даже необязательно было что-то делать. Однажды мой сосед курил на балконе. Жили мы на 9 этаже, а на 10-м кто-то разгулялся не на шутку и швырял окурки на улицу. Один из них прилетел под ноги студсоветовцу. Тот поднял голову, криво посчитал этажи – и нам «вручили повестку». Баночка с окурками на балконе, приглашение сходить на 10-й – пофиг. Вторник, вечер, студсовет.
Эту картинку я даже сейчас хорошо помню.
В коридоре очередь. Много кто проштрафился помимо нас. В урочный день и в урочный час мы обтираем стены, ждем. Дело ведь это небыстрое. Надо каждому объяснить нарушение, выслушать оправдание, выдать наказание. Хлопотно. Вот и стоит очередь в Чистилище, невесело хихикает, сочувственно смотрит на выходящих.
Внутри красновато-деревянного кабинета – длинный полированный советский стол. Студсоветовцы сидят вокруг него хаотично. Нам сесть никто не предлагает. Это не переговоры. Это выговоры.
Они говорят с нами сленгом и фразами из сериалов про ментов. Ехидно, едко. Одновременно похожи на зеков, встречающих новичков на «хате». На попытку объяснить и сопротивляться – грубость и обрыв. Только пара совсем интеллигентных ведёт себя поприятнее. Или просто интеллигентно молчит.
Внутри, оказывается, тоже есть фракции. Когда наш этажник, большой и добродушный Саша, пробует за нас заступиться, его открыто высмеивает троица со второго, пятого и шестого этажей. Будто гиены терзают бурого мишку, еще не знающего, что такое злость.
Мой сосед пытается отбрыкиваться, но встречает только гнев. Я просто молчу: в комнате на момент приключения меня даже не было, но кому какое дело? Здесь принцип коллективной ответственности. Кто-то должен быть наказан, и так уж вышло, что сегодня это мы.
После десяти минут высмеиваний и словесных унижений нам выдают по пять утренних дежурств. Преподносят как подарок. Ведь «за такое надо было бы и десять дать!»
Почему дежурства были скелетом «девятки»?
Ах да, дежурства.
Собственно, именно про них я хотел написать изначально. Но куда же мои тексты без вступления и истории?
Дежурства были скелетом «девятки». Каждый студент с первого по четвертый курс обязан был одно утро (а иногда и полдня) в месяц отдать родной общаге. В 8 утра приходишь к кабинету коменданта или кастелянши – и получаешь наряд. Занятие найдётся всегда. Город-государство ведь большое.
За два года в общаге я попробовал разное. Носить мебель, белить потолок, перебирать/сортировать постельное белье, вытаскивать хлам из подвала или затаскивать его обратно, тащить стройматериалы в квартиру Катерины Петровны, ходить за хозтоварами.
Очень скоро я понял, почему общага так чиста. Ежебудневно ее по принуждению убирали сами студенты. Драили полы, стены, подметали улицу. Кстати, ремонт в комнатах тоже, как оказалось, делали студенты. Не дежурные – сами проживающие. Но тоже по принуждению.
Вершиной же мечтаний всех дежурных был мусор.
Для жителей «девятки» это был своего рода Афганистан. Отправляли на него самых физически крепких или самых неприятных комЕнде ребят. Был Афганистан двух вариантов.
Первый – задний двор. Как и во всяком тоталитарном государстве, красивой в «девятке» была только обложка. Окна, которые выходили на Челюскинцев, были под пристальным наблюдением. За выброс хоть чего-нибудь с балкона сильно давали по рогам – мы это прочувствовали даже на чужом окурке. Усугубляло ситуацию то, что на Челюскинцев некоторые студсоветовцы ставили свои машины. Не дай бог что-то долетит.
А вот на западной стороне был просто узенький проход между общагой и спортзалом. Ни тебе трамваев, ни машин, ни Апелляционного суда с Прокуратурой через дорогу. Так что там днем и ночью шла бомбардировка. Длинным рукам студсовета здесь было неинтересно. Поэтому жители Запада (хе-хе) швыряли с балконов все. В. С. Ё. Ведь мусоропровод находился в конце этажа, идти далеко. А балкончик – вот же он.
В этом Афганистане вполне можно было остаться навсегда. Окурки и бумажки – самые безобидные снаряды. Рядом с дежурными приземлялись банки с протухшими соленьями, гнилая картошка, испорченное сало, протухшие яйца, бутылки всех мастей, расцветок и наполненности, одежда, обувь, поломанные полки и стулья. Говорят, кто-то умудрился спихнуть даже холодильник. А однажды, отбывая как раз то, незаслуженное наказание, мы наткнулись на окоченевшую кошку. До сих пор надеюсь, что она просто умерла под балконами, а не прилетела сверху.
Хуже всего, конечно, было после выходных. Но при должном уровне проворства можно было справиться за часик-полтора. И был шанс, что на этом дежурство завершится. Хотя он почти никогда не сбывался.
Второй Афганистан был связан с первым, но лишь отчасти.
Это была та самая комната, куда спускался мусоропровод. Туда сваливались отходы всего общежития, которые не улетели с балкона. Дверь комнаты выходила на небольшую платформу, возле которой стояли три или четыре бака. Задачей дежурных было граблями и лопатами вытащить весь мусор из этой чудесной тайной комнаты и сгрузить в баки.
Великолепное приключение. Заходишь на полшага в комнату. Цепляешь граблями сверху вонючую неоднородную массу. Сгребаешь себе под ноги, переступаешь по склизким пакетам дальше. В них что-то неизменно трещит и чвякает: яичная скорлупа, стекло, пластик, очистки. Сзади «напарники» утаскивают то, что ты сгреб. Кеды, заранее очень плохие, но все же твои, покрываются мерзкой плёнкой. Из мусоропровода тем временем один за другим летят свежие (ха-ха) пакеты. Иногда цепляются за край трубы, и приходится им помочь.
За час удавалось справиться только при лучшем раскладе. Как-то раз мы заполнили все баки, но внутри осталась еще половина всего накопленного. Около двух-трех часов, в октябрьском влажном холоде мы трамбовали зловонную массу, ждали, пока приедет мусоровоз, загружали баки снова, снова ждали. Мусорный ад казался бесконечным.
Единственное, что меня тогда спасло – хорошая метафора. Я представил – только не ржать! – что выгребаю не отходы всей «девятки», а мусор из собственной души. Дело сразу пошло веселее и как-то даже с удовольствием. Интересно, что после того меня в мусорный Афганистан больше ни разу не направили.
Почему ни у кого не было управы на Катерину Петровну
Управы на Катерину Петровну и ее братию не было ни у кого. Дежурство было важнее всего. Экзамен, модуль, контрольная – забудь. Когда наши преподаватели ужасались от рассказов и обещали коменде взбучку, все спускалось на тормозах. Видимо, «наверху» было подмазано превосходно.
Иногда я даже думаю, что именно так в свое время появились наши «инородные республики». Они ничего нового не придумали. Просто пришли к Петровне и спросили: «Как вы это делаете?»
А потом мы с соседями выяснили чудесные коррупционные схемы. Как все в том же СССР.
Общаге были нужны не только руки, но и деньги. Не напрямую, что вы. Бытовая химия. Швабры-веники-тряпки. Какие-то плохо доступные ништяки. Так от дежурства могли освободить. Но будь добр – позаботься заранее, за пару-тройку дней. И сильно плачься, что очень важный экзамен, а двойку (она же FX) ну никак нельзя. Взятки тоже разрешалось давать не каждому.
Проще было действовать через палату представителей. Студсоветовцы на что в толпе были мерзопакостны, по отдельности же – милейшие люди. Особенно по отношению к своим соэтажникам. Заранее узнаешь, что человек любит попить-покурить, и тихонечко подходишь, наводишь мостики. Обычно срабатывало. Если ты, конечно, не совсем немой и не хамло. Ему главное было как-то прокрутиться, чтобы кто-то дежурил. Но хватало немых и хамов. Хватало и регулярно «провиняющихся».
Так на втором курсе мои дежурства почти сошли на нет. Как и у моих соседей. А на третьем курсе из общежития я съехал – начался новый и очень длинный жизненный этап.
Так что в моей памяти гуртожиток номер 9 останется чем-то, от чего я не ранюсь, а улыбаюсь.
Например, на «практике» перед поселением, которая представляла из себя две недели дежурства, я умудрился поругаться с Петровной, Ильиничной и парой студсоветовцев единым комплектом. Один из них тут же уточнил мою фамилию и пригрозил мне проблемами при поселении. Но ничего такого не случилось. Более того, наша фюрерша заселила меня внепланово. Да еще и на 9 этаж, к отличным ребятам, с которыми мы очень сдружились и долгое время общались после разъезда.
Мерзопакостный студсовет научил, что власть нет смысла идеализировать или демонизировать. Есть смысл учиться твердости, не забывать о гибкости и помнить о личной свободе и ответственности. А власть – это инструмент. И нет одного подходящего под все ситуации. Как когда-то не выжила страна образца 9-й общаги.
Мусорные Афганистаны я вспоминаю как приключение. Однозначно с точки зрения обращения со студентами это полный пиздец. Тем более, что он ничего не решал – на том же заднем дворе оставалось все так же очень грязно. Но вот писал я позавчера колонку о мусоре. Или ходил по киевским окрестностям и наблюдал человеческое гадство в каждом красивом уголке природы. И понимаю, что тот опыт, когда я месил склизкие мешки ногами, мне дал опору и умение не отчаиваться. А еще – щепетильное отношение к планете.
Школа жизни?
Хрен его знает. Это слишком простое объяснение.
Важный кусочек жизни?
Точно да.
Как и любой кусочек жизни.
***
Чтобы читать эксклюзивные истории
Свої в Telegram 
