Как на Донбассе зарождалась организованная преступность. Воспоминания генерала Михаила Корниенко
Страница в фейсбуке Михаила Корниенко пестрит цветами и кустами сирени. Вся эта красота растет в его саду под Киевом. Казалось бы, размеренная жизнь обычного пенсионера. Но он – генерал-полковник МВД Украины.
Пару десятков лет Корниенко работал в Донецкой области. Начинал с должности инспектора оперативно-режимной части макеевской колонии и дослужился до замначальника областного УВД.
Специально для «Своих» Михаил Васильевич делится воспоминаниями о том…
Как оказался в Макеевке
Я родился в селе Белгородской области. Хоть преподавание в школе велось на русском языке, дома общались на украинском, чтили все традиции. Отсюда молодежь уезжала по трем направлениям: в Москву, Харьков и на Донбасс. У нас особо некуда было поступать – в разных городах находились только сельхозтехникум и педагогическое училище. Основная масса ехала на Донбасс, чтобы стать людьми и себя реализовать.
Родители посчитали, что мне лучше стать учителем начальных классов. Сдал экзамены, но не прошел по конкурсу. Это меня сильно расстроило. И тогда я решил ехать в Макеевку: тут жил двоюродный дядя моей мамы, он работал на меткомбинате, жена его – педагогом в профтехучилище. Туда и поступил. Мне тогда еще и пятнадцати не было.
Паспорт я получил уже в Макеевке. Окончив училище, получил специальность слесаря-сантехника. Потом была учеба в вечерней школе. И там, и там – с отличием. Никогда не жалел о переезде на Донбасс. Можно сказать, что там я стал человеком, сформировался как личность.
Как пришел в правоохранительные органы
С детства любил справедливость. По своему воспитанию, по статусу – в 15 лет я стал жить самостоятельно в чужом городе. В те годы на Донбассе трудно было оставаться юношей, который не попадет в какую-то «благополучную» компанию. Но это не мое. Я поступил на юридический факультет в Ростовский госуниверситет, который тогда входил в пятерку лучших вузов СССР. Учился на заочном отделении, потому что мне после училища надо было отрабатывать четыре года.
После первого курса по совету ребят, которые уже работали в милиции, устроился в Макеевскую исправительно-трудовую колонию №97 на должность инспектора оперативно-режимной части. Там многое для себя узнал, познакомился с контингентом.
На тот момент в колонии было 1,5 тысячи заключенных и все они рецидивисты – те, кто сидел более одного раза.
Проработал в колонии полтора года и для себя решил, что это не мое. Хотелось заниматься более интеллектуальной работой. В 1970-м, учась на третьем курсе, стал юрисконсультом совхоза «Криничанский», это под Макеевкой.
Как работалось в Горловке
Но мне нужна была более экстремальная работа, и я пошел в облпрокуратуру. Написал заявление, меня пару месяцев поизучали и отправили в прокуратуру Калининского района Горловки. Первое время жил в общежитии, а потом переехал с женой и маленькой дочкой в двухкомнатную квартиру. В то время очень быстро давали жилье, где-то спустя полгода работы.
Как и во всех индустриальных городах, в Горловке было много краж. Их совершали люди, не желавшие работать. Как правило, это были рецидивисты, которые освобождались из колонии. Хотя тогда была жесткая система тоталитарного государства – их заставляли работать. Вместе с тем они под всяким предлогом не работали и продолжали совершать кражи. Добрая половина краж раскрывалась. Что касается убийств, в Горловке тогда в год совершалось 18-20. На 400-тысячное население это немного.
Работая в прокуратуре, я, кроме всего прочего, занимался делами несовершеннолетних, расследовал их. Машин тогда было мало, в отличие от мопедов. Вот их очень часто и крали, 70-80% от общего количества преступлений, совершенных неполнолетними.
Общество понимало, что тюрьма этого пацана не исправит и поэтому дела по ним прекращались. Была такая статья 9 уголовно-процессуального кодекса, которая допускала прекращение уголовного дела для передачи материалов в комиссию по делам несовершеннолетних. И вот эти комиссии, которые были при райисполкомах, затем определяли несовершеннолетних в профспецучилище. А если преступнику было до 14 лет, то в спецшколу.
Этого мальчика определили в спецшколу Горловки. Он убежал оттуда и потом совершил еще с десяток краж. Снова материалы попали ко мне. Он еще не был субъектом преступления, так как ему меньше 14-ти лет. Документы опять в комиссии по несовершеннолетним, его снова в спецшколу, но уже в другую. И больше мы не виделись, как сложилась его судьба – не знаю. Но до сих пор помню последний наш разговор. Я тогда ему сказал: «Пойми, твой отец так тяжело под землей зарабатывает деньги, которые потом отдает за твои преступления». На что он мне ответил: «Товарищ следователь, я совершал кражи и буду продолжать. Мне это нравится. В этом есть своя романтика».
В память врезался случай на железнодорожной станции Байрак. Там любили околачиваться ребята возрастом 12-14 лет. Они взяли железнодорожные башмаки (тормозной башмак – приспособление для уменьшения скорости или остановки движущихся групп вагонов (отцепов) и других видов подвижного состава. – Свои) и поставили их на рельсы.
Тормозной башмак. Иллюстративное фото
Как раз в это время шел пассажирский поезд. Только чудом удалось избежать катастрофы. У машиниста было хорошее зрение, он где-то за полтора километра заметил, что на рельсах что-то лежит. Машинист включил экстренное торможение и остановился практически перед башмаками. В ходе расследования выяснили личности пацанов. Среди них были хулиганы, а еще умственно отсталый мальчишка. На вопрос, зачем это сделал, он ответил: «Хотел посмотреть, как поезд прыгает». Была комиссия, но мальчишки остались в семье, их никуда не отправили. Родителям пришлось заплатить штраф.
Горловка была одним из первых городов СССР, где прокуратура выявила схему укрытия преступления от учета. Поступало много жалоб от местных на то, что милиция не реагирует на преступления. В 1973 году по поручению генерального прокурора СССР Романа Руденко в Горловку приехал его помощник. Герман Каракозов – мощный следователь по особым делам, он и выявил схему укрытия преступлений от учета. Взял страховые полисы в Госстрахе и сравнил их с материалами, которые были в милиции. Вот так просто было обнаружено 700 укрытых преступлений, в основном квартирные кражи. И это при том, что в Горловке тогда регистрировалось всего 700 преступлений в год. Три начальника райотделов милиции оказались на скамье подсудимых – Никитовского, Центрально-Городского и Калининского.
Я их всех знал, особенного того, который работал в Калининском районе. Они стали жертвами системы. Так было не только в Горловке, а и во всем Советском Союзе. По этому поводу был страшный скандал, постановление ЦК КПСС. Собиралось бюро горкома партии, многим объявили взыскание. Всех главных милиционеров трех районов отстранили от должности и привлекли к уголовной отнесенности. Точно знаю, что начальника Калининского отдела милиции посадили за колючую проволоку.
«Парад медалей» в Сараево, 2000 год. Украинская полицейская миссия ООН в Боснии и Герцеговине
Мое добросовестное отношение к работе оценили в партийных органах. Меня рекомендовали в инструкторы горкома партии, занимался правоохранительными органами. Там я проработал пять лет. Меньше чем через год стал заведующим отделом административных и торгово-финансовых органов. Мне тогда было 26 лет. Это был необычный случай, потому что в партийных органах тогда работали люди более солидного возраста. Там я прошел хорошую школу управленца. Всего получается, что в Горловке я на должности следователя проработал три года и пять лет на партийной должности.
После этого меня направили в Высшую партийную школу в Киеве, там я проучился два года. И после опять вернулся в Горловку, теперь уже заведующим организационным отделом горкома партии. Два года с небольшим проработал и в декабре 1983 года ушел в УВД Донецкой области.
Почему Донецкая область считалась бандитским регионом
Создавались политотделы в связи с тем, что было много бардака в работе милиции. И чтобы усилить партийно-политическое влияние, как в армии, создали политотделы. Так что меня назначили начальником политотдела в Управлении внутренних дел Донецкой области. А потом – четыре года первым заместителем начальника УВД.
Регион шел третьим по численности в СССР. Москва, Ленинград и Донецкая область. Перед развалом СССР в регионе было почти 6 миллионов человек.
Да, действительно, если брать преступность на 10 тысяч человек, то она высокая. Но нас в то время опережали Урал, Кубань, Москва и Ленинград. Каждый десятый житель Украины жил на Донбассе. Каждый пятидесятый житель СССР – тоже из Донбасса. Можете представить, какая концентрация? На территории самого Донбасса было где-то 30 исправительно-трудовых учреждений. Хотя большое количество таких учреждений ничего не характеризует, на севере СССР их было намного больше. И вместе с тем это говорит о том, что высокая концентрация людей способствовала криминализации региона.
2007 год. Детский дом в Радомышле Житомирской области, над которым шефствовало МВД. 5-летний мальчик в милицейской форме докладывает первому заместителю министра внутренних дел Михаилу Корниенко
В первые годы независимой Украины Донбасс числился одним из самых криминогенных регионов. Этому поспособствовало обнищание людей в связи с закрытием многих предприятий после развала СССР.
В определенной степени во времена моей работы в облуправлении формировались банды и организованные преступные группировки. В «Литературной газете» журналист Юрий Щекочихин в соавторстве с начальником отдела по борьбе с организованной преступностью МВД СССР Александром Гуровым публикуют сенсационные статьи об организованной преступности в СССР под заголовком «Лев готовится к прыжку» и «Лев прыгнул». Из первой публикации общество неожиданно для себя узнало, что у нас есть самая настоящая мафия, которая уже подмяла под себя практически все. В статье упоминались регионы, в которых остро стоит вопрос с организованной преступностью. Среди прочих была и Донецкая область.
Еще помню разговор с Юрием Ваньятом, он был известным спортивным журналистом.
Юрий Ваньят
Когда он приехал в Донецк, мы общались на предмет того, почему спортсмены совершают преступления, почему именно спортсмены создают банды и группировки. Я ему показал статистику – у нас тогда в 1990 году 42 спортсмена, среди которых были известные в регионе личности, в составе организованной преступной группы совершали преступления – кражи, хищения, разбои, грабежи, мошенничества и убийства. Он после нашей беседы тогда написал большую статью. Я рассказал, почему же спортсмены становятся преступниками.
До 20-ти лет ведущие спортсмены из высшего эшелона получают все – одежда, питание, зарплата, отношение к себе, возвеличивание его спортивных достижений и купание в славе. После 20-летнего они уже в спорте не могут достичь значимых результатов. При этом часто у них нет ни специальности, ни образования, а быть работягами они не хотели.
В то время на бульваре Пушкина было кафе «Червоный кут» (одно из первых коммерческих кафе в Донецке, ставшее печально знаменитым после заказного убийства 2 сентября 1994 года: на летней площадке расстреляли вора в законе Эдуарда Брагинского по кличке «Чирик». – Свои). Мы туда в конце 80-х часто наведывались. Владелец – Александр Ягубкин, известный боксер, единственный советский чемпион мира по боксу в тяжелом весе. К сожалению, потом он стал криминальным авторитетом. Так вот, в этом кафе собиралось кубло: наркоманы, картежники, наперсточники и рэкетиры. Ягубкин был сначала обласкан, а потом забыт, потому и стал на этот скользкий путь.
Когда пришел к власти Михаил Горбачев, он скомпрометировал власть, которая была до него, и это тоже сыграло свою роль во всех сферах. Потом с его легкой руки началось кооперативное движение. Стали появляться ростки капитализма. Когда что-то новое создается, всегда есть место противозаконному. Отдельные ребята стали воровать у государства имущество и прочее. Мы пытались этому противодействовать. И нам свыше сказали «нет, вы два года их не трогайте». И вот те два года, что мы не трогали этих кооператоров, они пускались во все тяжкие.
Так что, можно сказать, с легкой руки тогдашнего руководителя и стали формироваться организованные преступные группировки. Тогда из Донбасса вывозилось многое. Мы как-то обнаружили на торговых складах в Буденовском районе десятки тонн алюминиевых вилок и ложек. И вдруг их не стало. Оказалось, что все вывезли заграницу. Это добро у нас стоило копейки, а там продавалось за доллары по более высокой цене. В конце 80-х поляки скупали у нас золото, хотя все это должно было декларироваться. Но коммерсанты различными способами провозили через границу все то золото, что было в продаже. И уголь вывозили. Тогда был более упрощенный порядок, поэтому сырье вывозилось в огромных количествах. Кстати, на угле поднялись многие нынешние украинские магнаты. Породу продавали за валюту, и эти деньги оседали на заграничных счетах в банках.
С воспитанниками юридического лицея при Академии МВД. Вручение наград лучшим, 2004 год
И металл с металлоломом тоже вывозился – в Австрию, Польшу, Испанию, Грецию, Францию. Там были металлургические заводы, которым это очень нужно было. И руда туда же шла. С развалом Союза все это дело немного сократилось, были установлены квоты на вывоз продукции, ужесточен контроль.
Как похитили директора «Торезантрацита»
Вспомнил случай, который характеризует эту эпоху. Это 1990 год, еще до развала Союза. Накануне 8 марта поступил звонок – взят в заложники генеральный директор «Торезантрацита». И я в должности зама облУВД со своим коллегой, начальником криминальной милиции, выехал в Торез. Не спим три ночи и агентурным путем взяли одного агента, причем не у нас, а в Луганской области и через него вышли на группу, которая и взяла в заложники гендиректора. Агента взяли у любовницы. У них тогда был газовый пистолет. Но мы же не знали, думали, что это боевое оружие. Эта женщина говорила, что видела желтые патроны и этим пистолетом гендиректору угрожали и потом увезли.
Каждый час мне звонит министр внутренних дел СССР Вадим Бакатин. А что я мог ему за час доложить?
Вадим Бакатин, который стал известен как либеральный реформатор органов госбезопасности
В конце концов, мы вышли на этого человека, они увезли его аж в Амросиевку. Ночью мы туда выезжаем, с нами группа спецназа. Это было числа 10 марта. Значит, выходим. Агент нам показывает того человека, который знает, где похищенный находится. Мы взяли его дома сонным и пьяным. Вышли на улицу, ему страшно, возле каждого куста у него несварение желудка. Он приводит нас в дом. Я спрашиваю, правильно ли он привел, потому что мы же люди вооруженные. Он просится домой, боится, что его выдадим. Но мы отвели его подальше. Возле дома заняли позицию.
Стал возле окон дома с пистолетом. Наш агент должен был постучать, чтобы ему открыли. Понятно, что если мы сейчас начнем туда врываться, то можем потерять человека или наши сотрудники пострадают.
Он стучит в дверь, кричит, чтобы открыли. Долго никто не просыпался. Наконец-то к двери подошли. На часах 4 утра. Наш агент говорит тому, кто за дверью, что ему надо что-то срочно рассказать, то, что откладывать нельзя. Открывается дверь, и наши ребята сразу туда врываются. В это время я стою возле окна, рама вылетает и на меня летит здоровый мужчина. Естественно, я стреляю, но в последний миг поднимаю ствол вверх и преступник не пострадал. В итоге берем всех троих.
Но был и четвертый – оказалось, руководителем этой шайки был бывший замначальника Торезкого горотдела внутренних дел. Он прятался под кроватью. Спросил: «Знаешь меня?» «А кто ж вас не знает», – ответил он. Я потом долго с ним беседовал. Гендиректор оказался в подвале. Там везде были вбиты штыри для полок, но самих полок не было. Гендиректору было около 60-ти лет, он весь грязный, потому что сидел в подвале три дня. Они пытали его электродами, жгли утюгом. Он сначала подумал, что мы – те же самые бандиты. Сам вылезти из подвала не мог, не было сил, мы вытащили.
Президент Национальной академии наук Украины Борис Патон в экспертно-криминалистическом департаменте ГУВД Киева, 2001 год
Бандиты хотели от него миллион рублей. Гендиректор готов был отдать 20 тысяч. Больше у него не было. Это был один из первых в СССР случаев, когда руководителя такого ранга взяли в заложники и вымогали за него выкуп. Нас потом наградили за это дело.
Почему пришлось уйти из органов
Десять лет в Донецке проработал. Здесь в 1986 году мне присвоили полковника. В августе 1992 года, на День независимости, получил генерала. А в январе 1993-го уехал из Донецка, перевели в столицу. Генерал-лейтенантом я стал в Крыму в 1996 году, на полуострове был начальником Главного управления МВД Украины. Тремя года позже уже в Киеве стал генерал-полковником. Это было повышение сверху. Я понимал, что будут аппаратные игры, интриги и все прочее. Но руководство тогда сочло, что так надо.
День независимости Украины, 2003 год. Тогдашний мэр Киева Александр Омельченко с членами коллегии МВД
В те годы в структуру МВД пришла новая генерация, руководящему составу было чуть более 40 лет. Я как раз пришел вместе с Юрием Кравченко (был смертельно ранен в голову на своей даче в Конча-Заспе под Киевом; в этот день, 4 марта 2005 года, Кравченко должен был прийти по повестке на допрос в Генпрокуратуру по возобновленному после Оранжевой революции расследованию «дела Гонгадзе». – Свои). Он на должность замминистра, а я – начальником штаба. Кстати, на то время я был самым молодым генерал-майором милиции в Украине, хотя мне было 44 года.
На пенсию я ушел, когда Юрий Луценко стал у руля министерства. Точнее, меня «ушли». После победы Майдана президент Ющенко поставил куму (Луценко. – Свои) задачу – уволить из органов всех, до майоров включительно. И таки было уволено 19 тысяч старших офицеров и генералов. Это был февраль 2005 года. В конце 2006 года меня назначили первым замом министра, Василий Цушко тогда занимал эту должность. И проработал я до декабря 2007-го, когда Луценко снова стал министром. И наша команда снова была уволена.
Кросс руководителей МВД в Гидропарке накануне Дня независимости Украины, 2007 год
Свої в Telegram 
