Я прошла детский дом, и вот какой была моя школа выживания. Истории трех уроженок востока

Героини этого материала прошли воспитательные учреждения на Донбассе. Жизнь каждой из них сложилась по-разному: Лина провела многие годы в спецучреждениях, Юлию удочерили еще маленькой, а Маргарите пришлось убегать от пророссийских боевиков.
Лина Дешвар, 30 лет
При рождении Лина была Чендаровой. Эта фамилия ей досталась от биологических родителей. Когда девушке исполнилось 20 лет, она ее сменила. Свое решение Лина объясняет просто – ей не хочется иметь ничего общего с людьми, которые оставили ее в роддоме.
– Я родилась в селе Ивановка Антрацитовского района Луганской области. На четвертый день родители написали расписку о том, что отказываются от меня, и поехали себе дальше.

После роддома Лину перевели в дом малютки, оттуда – в детский дом в Луганске. А когда ей исполнилось 7 лет, отправили в Херсонскую область, в город Алешки (до 2016 года – Цюрупинск).
– Там я с 8 до 19 лет училась в школе-интернате. В нашей стране не так много спецучреждений, в которых предоставляется образование детям с инвалидностью. В этом интернате были отделения всех четырех профилей. У меня – первый. Это когда у воспитанников есть физические нарушения, но при этом сохранен интеллект, они могут самостоятельно передвигаться и частично себя обслуживать. Думаю, в Луганске не было таких интернатов, поэтому меня и оформили в Херсонскую область.
Одно из воспоминаний из интернатовского прошлого – это морги. Их на территории учреждения было аж три!
– Мы знали, что кто-то умрет и окажется там или какой-то ребенок уже в морге находится. Это недопустимо, чтобы на территории специнтерната были морги.
Лина Дешвар
Там Лина окончила девять классов по программе ЗПР – задержка психического развития. По ее наблюдениям, в интернатах детям ставят разные диагнозы, даже если ребенок отстает в развитии незначительно.
После школы перед девушкой стал выбор: пойти в техникум и получить образование, пройдя программу 10-го и 11-го класса за один год, или оформить инвалидность. Во втором случае была большая вероятность, что ее определят в дом престарелых или специализированный пансионат. Но Лина выбрала учебу и самостоятельную жизнь.
– Я и мой одноклассник хотели продолжить учебу в Киеве, но в интернате решили за нас. В итоге мы оказались в Харьковском торгово-экономическом техникуме. Три года учебы – и я держала в руках диплом, в котором значилось, что я младший специалист-бухгалтер.
Сейчас Лина живет в Киеве, стажируется в одном из пространств развития и социализации подростков и молодежи с комплексными нарушениями от общественной организации «Бачити серцем». Пару лет она там волонтерила, а сейчас решила на постоянной основе работать с детьми, имеющими инвалидность.
Лина Дешвар
– Когда училась в техникуме, хотела помогать детям из интернатов. Я на собственной шкуре испытала все «прелести» этой системы и понимала, что детям там не место. В 2016-2017 годах прошла обучение на различных курсах, чтобы иметь возможность ездить по спецучреждениям, изучать интернатную структуру. Их же четыре вида, а я изнутри знаю только одну, в которой прожила многие годы. Теперь об интернатах я знаю все и могу спокойно работать. Сейчас активно общаюсь с воспитанниками различных интернатных заведений. Помощь эта в большей степени информационная.
Лина категорически против интернатной системы. Во-первых, там невозможно обеспечить индивидуальный подход к ребенку.
– В центре, в котором я прохожу практику, подход к детям индивидуальный. В интернатах же одна няня на 30 детей. Ей надо за короткое время всех накормить, поэтому в одну тарелку смешивали и первое, и второе, чтобы ускорить процесс.
Во-вторых, детей в интернатах не приучают к самостоятельной жизни. Пусть условия содержания далеки от идеальных, однако дети живут на всем готовом, с мыслью, что они жертвы, а значит – все им должны.
– Я из такого состояния вышла, когда мне исполнилось 22 года. Детям в интернатах не рассказывают об их правах. Для детей в интернатах нормально, когда их могут побить воспитатели или няня. О булинге в этих учреждениях я вообще молчу. В некоторых интернатах присутствует сексуальное насилие. И этот факт замалчивается. За всю историю независимой Украины ни один человек, который насиловал или применял физическое насилие над детьми в интернатах, не понес наказание.
Лина родилась с тремя пальцами на руках
В-третьих, уверяет Лина, интернатная система калечит детям жизнь. В подтверждение слов девушка приводит пример из жизни спецучреждения в Херсонской области, где она проучилась 11 лет.
– Сбежали трое ребят. Их нашли. Двух ребят отправили в психбольницу. Я до сих пор не пойму, зачем. А третьего парня просто переоформили на отделение, в котором дети имеют 3-й и 4-й профиль (воспитанники с глубокой умственной отсталостью и психическими расстройствами, которые могут самостоятельно передвигаться и не могут самостоятельно обслуживаться, и воспитанники с глубокой умственной отсталостью и/или психическими расстройствами, имеющие сложные физические недостатки, не могут самостоятельно передвигаться. – Свои). То есть фактически лишили права на образование и нарушили право на честь и достоинство. Теперь этот парень живет в гериатрическом пансионате с пожилыми людьми и другими молодыми людьми без образования и с искалеченной жизнью.
Юлия Пономаренко, 22 года
Юле было всего три года, когда приемные родители – Валерий и Светлана Пономаренко – забрали ее из дома малютки в Донецке. Вместе с ней супруги взяли еще одного воспитанника учреждения – мальчика по имени Олег, ровесника Юлии.
– 2 августа – день, когда нас забрали домой. Однажды перед сном папа и мама рассказали нам историю о том, как мы оказались у них. По словам папы, я и Олег на протяжении года просили ежедневно рассказывать нам эту историю.
Уже повзрослев, помню, как-то в разговоре папа спросил, какими мы видим своих биологических матерей. По описанию у нас с Олегом оказались абсолютно разные мамы. Мы думали, что мы – брат и сестра по крови, поэтому в приемную семью нас взяли вместе. Тогда же мы и узнали, что биологические родители у нас разные, а значит – по крови мы не родные.
Юлия с родителями
Юлия уверяет, что нисколько не расстроилась, узнав, что она – не родная дочь. Этот факт не изменил ее отношения к родителям.
– Папа Валера и мама Света – мои настоящие и единственные родители. Я всегда от них ощущала родительскую любовь, тепло и ласку. Ко мне полноценно относились, как к своему ребенку, я ни в чем не нуждалась. Конечно, у нас бывали ссоры и разногласия – без этого никуда. Соседи, одноклассники, друзья – все знали, что я приемная дочка. Никто в наш адрес и слова плохого не сказал. И мы об этом рассказывали, не стесняясь, даже наоборот – гордились, а иногда хвастались.
У Юлии есть родная старшая сестра, которую она никогда не видела. Где та живет, Юлия не знает. Валерий пытался найти родителей и сестру Юли, но безуспешно.
– Знаю, что мама осознанно оставила меня в роддоме. Причина банальная – финансовые трудности.
В детстве Юля и Олег ездили в донецкий детдом – привозили воспитанникам игрушки и сладости. Им с братом тогда было по восемь лет.
– Был тихий час, и Олег всем детям под подушки подкладывал гостинцы. До сих пор помню этих трехлетних детей, их тянущиеся руки, и все время повторяющееся слово «дай». А еще: «Мама, забери меня». И больше ничего. Мы тоже в таком возрасте не умели говорить, знали лишь некоторые стандартные для таких учреждений слова. Полноценно разговаривать начали после того, как нас забрали из дома малютки.
Юлия Пономаренко
В Донецке Юлия училась в художественном училище. Девушке с детства нравилось рисовать. Война изменила планы: боясь за жизнь своих родных, Валерий вывез жену и детей в Славянск. В этом городе девушка поступила в педагогический университет и в этом году его окончила.
– Я дипломированный психолог, но меня больше тянет в творчество – хочу освоить мастерство визажа. А в будущем, конечно же, стать мамой. Я точно знаю, что не поступлю со своим ребенком так, как поступили со мной. Несмотря на финансовые трудности и прочие проблемы, не оставлю своего ребенка.
Маргарита Карпачева, 24 года
Маргарита родилась в Макеевке. Биологическая мать оставила ее в роддоме и вернулась в свою комнатушку в общежитии. В 12 лет Маргарита познакомилась с ней, они до сих пор поддерживают связь.
Маргарита Карпачева
– Я называю ее мамой. Она в моей жизни присутствует и участвует, но не слишком активно. Мама говорит, что она не по своей воле отказалась от меня, ее заставили написать бумагу. Но я думаю, что ей пришлось оставить меня в роддоме, потому что жилищные условия оставляли желать лучшего. Она жила и до сих пор живет в одном из общежитий Макеевки. К тому же мама с инвалидностью, у нее шизофрения.
Людей с таким диагнозом не берут на работу, им положена пожизненная пенсия. Если биологическая мама просит у Маргариты помощи, девушка по мере возможностей не отказывает.
– Когда она приезжает ко мне в Славянск, где я живу с начала войны, то все за мой счет: покупаю продукты, эстетически восстанавливаю, например, крашу волосы и прочее. Отказать ей даже в такой минимальной помощи мне не позволяет совесть. Как ни крути, это моя мама, она подарила мне жизнь. Всяко-разно бывало, но все же мне грех жаловаться на жизнь.
Маргарита
При этом Маргарите приходилось несладко. Сначала она жила в детском доме в Краматорске. Говорит, что многим потенциальным усыновителям нравилась. К ней присматривались супружеские пары из Италии, Испании, Америки. Даже некоторые воспитатели подумывали удочерить Маргариту.
– Но не сложилось, ведь по документам у меня все еще официально была мама. Ее лишили родительских прав только перед моим семнадцатым днем рождения. К сожалению, педагоги из краматорского детдома и макеевской школы-интерната, куда меня перевели в семилетнем возрасте, не хлопотали по этому поводу. Для меня до сих пор загадка, на каких основаниях я жила в учреждениях. Но все же я рада, что оказалась не на улице и не жила с мамой.
Жительница Мадрида Леонисса – одна из тех, кто хотел удочерить Маргариту. Когда это не получилось, испанка забрала из краматорского детдома подругу Маргариты, а потом и еще одну девочку из учреждения в Крыму.
– С Леониссой мы до сих пор общаемся. Она помогает мне материально. Сейчас хожу на курсы испанского языка, за которые она заплатила. Периодически летаю к ней в Испанию. Но главное, что Леонисса всегда даст дельный совет. Ее поддержка для меня очень важна.
В первый класс Маргарита Карпачева пошла в учебно-реабилитационном центре «Радуга», что в Червоногвардейском районе Макеевки. И прожила там до 7 класса.
– В «Радуге» очень плохо кормили, мне приходилось сбегать со школы, чтобы убирать подъезды. А на вырученные деньги я покупала себе еду. Руководству не нравилось, что я бегаю на подработку.

По словам Маргариты, в донецком интернате в Ленинском районе жизнь была намного проще. Директор даже разрешила ей выучиться на парикмахера в училище. Она же в 2014 году отстояла своих воспитанников, не позволив российским автоматчикам вывезти мальчиков и девочек в Россию. Карпачева вспоминает, что даже угрозы не заставили директора интерната подписать документы.
– Потом она собрала всех сотрудников и детей, сказала, что если еще раз придут, то бегите. Директор боялась, чтобы нас не отвезли в неизвестном направлении, где над нами могли издеваться или эксплуатировать.
Одним из спонсоров этого интерната была организация «Миссия». Благодаря меценатам дети, в числе которых и Маргарита, побывали в Италии, Франции и Германии.
– К нашему 11 классу был прикреплен волонтер по имени Максим. Он оказал мне и другим ученикам неоценимую помощь. Летом 2014-го, когда уже шла самая настоящая война, директор отдала Максу документы, и он вывез наш класс в Святогорск, разместив в санаторно-оздоровительном центре «Изумрудный город». Там мы прожили три месяца. К нам приезжали представители техникумов и вузов Донецкой области, агитировали поступать к ним. Я выбрала педагогический университет в Славянске. Был дефицит студентов, поэтому брали практически всех. Плюс у меня и одноклассников было преимущество, мы льготники – дети-сироты.
По образованию Маргарита – дошкольный педагог, но сейчас работает экономистом розничного бизнеса в Ощадбанке. Живет в университетском общежитии.
– Я в комнате сама. Сделала в ней ремонт. Плачу чуть более 700 гривен. Это позволяет мне сэкономить деньги. Подруги говорят, что во мне умер профессиональный бухгалтер.

Собеседница уверена, что годы жизни в учреждениях закалили ее характер.
– Я всегда была самостоятельной. А еще я – мудрая. Так говорят люди. Меня часто спрашивают, откуда я знаю ответы на те или иные вопросы. Все просто – это богатый жизненный опыт, который я приобрела за годы жизни в макеевском и донецком интернатах.
