48 часов видели из подвала, как горит жилой дом. Там были люди. Великая Новоселка теперь разрушена
Греческий поселок Великая Новоселка сейчас одна из самых горячих точек на карте войны. Эвакуация здесь, как и по всей Донецкой области, продолжалась целый месяц, но люди в своих домах сидели до последнего. И сейчас ищут пути к спасению. О том, как выезжают из Великой Новоселки под постоянными обстрелами, рассказала Свои учительница местной школы.
До 18 апреля мы только слушали бои. А потом – и видели, и ощущали
Жизнь – это такой большой мир, в котором тебя хватает на многое. А потом ты сужаешь свои дела и мысли до малюсенького пространства, его даже миром трудно назвать. В нем только одна цель – остаться живым. Сначала кажется естественным отрицание даже мысли о возможности уехать. А потом ты ищешь любой путь, чтобы сделать это. И бросаешь всё.
В подвал спускались постоянно. И эти сидения в подвале многоэтажного дома какие-то жуткие. Темно, сыро и очень грустно. Вот в это время у меня урок. И сейчас я бы могла его провести, хоть и онлайн. Подвал забирает мою жизнь. Но, чтобы сохранить ее, нужно здесь сидеть.
Это было в первые дни тотальных бомбежек Великой Новоселки. Вышли один раз мы с мужем в такую тишину из подвала, обошли наш дом. Я много раз так ходила. Вокруг другие дома. Рядом, я знаю, кафе. И вот вижу: летней площадки нет, все беседки просто лежат на земле. Дом, который возле нас двух этажный: без окон и дверей. Всё в дыму. И запах горя.
В одну из бомбежек мы наблюдали, как горел двухэтажный деревянный дом напротив. Сидим в подвале и сквозь щели 48 часов смотрим, как горит жилой дом. А мы знаем, что в подвале тоже люди. И никто им не помогает. Это оказывается просто: сидишь и смотришь, как горит жилой дом, в подвале которого прямо сейчас гибнут люди.
В поселке у нас есть МЧС. И пожарная машина, как минимум, одна оставалась. Но ведь даже вызвать спасателей нельзя – связи нет. И, когда горит всё вокруг, я не представляю, как они должны были бы всё это тушить. Еще и под бомбежками.
В подвале нашего 4-этажного дома сидели я, муж, свекровь и две семейные пары: бабушки с дедушками. И все остались по массе причин, по которым можно убедить себя терпеть такое. Одна из них – куда ехать?
С 18 апреля поселок разрушали планомерно: все магазины, рынок, больницу. Потом жилые дома
Жителей поселка эвакуироваться уговаривали. В центре каждый день стояли два автобуса – садись и едь. Потом, когда основная масса все же выехала, нужно было записаться, чтобы уехать. То есть автобусы были, но людей было уже мало. Поэтому формировали группу, чтобы, видимо, хотя бы частично заполнить автобус.
И вот тогда, когда уехали все, а ничего в военном плане не изменилось, никто нас не бомбил, мне прямо со стопроцентной уверенностью стало казаться, что всё пройдет мимо нас.
Надежда на то, что уезжать рано и еще вполне можно жить, была и тогда, когда поселок уже начали бомбить. Тогда каждое утро в 11 часов на выезде из Великой Новоселки стоял автобус. Только добраться до этого места с каждым днем становилось все сложнее.
Небольшой газовый баллон разжигали прямо в подвале, готовили какую-то еду. Аппетита не было ни у кого. Но есть нужно. Запас воды у нас был. И первое время, чтобы сходить в туалет, выскакивали домой, когда становилось тише на улице. А потом уже было не выйти. И туалет был тут же в подвале, только дальше от того места, где мы сидели. Особых водных процедур, естественно, не было, но умыться мы могли.
Сидели все вместе в одном кружочке. Мы с мужем самые молодые. Нам по сорок. Остальные старички. Поначалу друг друга подбадривали: это не туда, это в сторону. Когда же прилеты начались по нашему дому, была просто истерика. Вот эти неконтролируемые рыдания, желания всё прекратить. Ты сидишь, терпишь, потом какой-то прилет – и всё: ты уже не можешь с собой ничего сделать. Это не злость и не страх. Я не могу это объяснить. Это, когда тебе плохо. Просто плохо каждой твоей клетке.
Всё, что сейчас происходит, – это твоя жизнь
Основная причина, почему не эвакуировались – хозяйство. В него вложено всё: силы, планы, большие деньги. Мы занимались животноводством. У нас свиньи и куры. Мы этим жили. И апрель-май – это те месяцы, в которые всегда активно шла торговля. Маленьких поросят продавали, птицу брали. Корма закупили заранее. И мы до последнего думали, что сможем сохранить хозяйство.
Живем мы в многоэтажном доме, хозяйство же на выезде из поселка. Как раз в той стороне, откуда прилетало. У нас все добротно сделано. Раньше это казалось нормальным, что живем в одном месте, хозяйство держим в другом. А потом перебраться с центра на окраину – это такое испытание. С мужем ездили туда только вдвоем. Если что – хоть вместе.
Как началась война, ездили туда исключительно на велосипедах. Сначала получалось два раза в день, потом раз. А по времени поездки выходили всё длиннее. Едем с мужем, что-то летит, мы падаем в траву, лежим какое-то время, потом встаем, едем дальше. Бывало и такое, что забегали в чужие подвалы. Так было, когда уже прицельно отрабатывалась артиллерией каждая часть поселка, то есть после 18 апреля.
С 18 апреля, чтобы напоить животных, включали генератор. У нас во дворе скважина. От генератора она плохо работала. Больше часа приходилось качать воду, чтобы напоить всех. А еще нужно убрать, вычистить всё. И это все под обстрелами. Часа по два с половиной находишься там, работаешь быстро-быстро, как можешь, а еще нужно вернуться домой. Там мама мужа в подвале с соседями сидит.
Чтобы приготовить себе что-нибудь и одновременно набрать воды, мощности генератора не хватало. Поэтому себе еду готовили на газовой горелке, которая у нас была в подвале, где мы сидели. Вернешься домой, после такого путешествия, сердце колотится. Пока делаешь – не думаешь, а потом сидишь в подвале и понимаешь: всё, что сейчас происходит – это твоя жизнь.
Вот так вот и прошли эти две недели. Уезжать не собирались, поэтому собрано из вещей не было ничего. Всё была надежда, что скоро конец и, конечно, он будет хорошим. Ну, не может быть так, чтобы разрушено было все то, во что ты вложил себя.
Исчезло все: газ, свет, вода, телефонная связь, интернет. Что происходит за пределами поселка, мы просто не знали
Поселок разрушают планомерно. Сначала все магазины, рынок, больницу. Потом жилые дома. Вот этого момента, когда бомбить стали сильнее как-то не было. Было так: до 17 апреля мы все слышали. А с 18 апреля чувствовали на себе. Исчезло все: газ, свет, вода, телефонная связь, интернет. И что происходит за пределами поселка, мы просто не знали.
Сначала обстрелы были такими: три часа грохот, взрывы. Все это каждые несколько минут. Потом затишье. Это когда в час, ну, может, пару раз стрельнут. Более-менее тихо становилось к 8 вечера. Это когда можно было высунуться и что-то увидеть за пределами подвала. С 18 апреля каждую ночь были обстрелы. Но самые интенсивные почему-то днем.
28 апреля мы снова в подвале. Слышим, что прилетело прямо над нами. Потом по запаху, по звукам поняли, что на втором этаже горит квартира. А мы сидим, не выходим. До этого уже было несколько прилетов во двор, попадало и по дому. Стекла потрескались, конечно, но как-то он еще держался. А тут пожар.
Был день, когда с половины седьмого утра и до трех часов дня обстрелы не прекращались совсем. Я сижу и понимаю, что не могу так всю жизнь здесь просидеть. И тут муж говорит: "Нужно ехать. Собирайся". Как затихло (а затихло – это значит бьют не по нашей части поселка), я побежала домой собираться. Он поехал к хозяйству. Я просто вещи хватала какие-то. Что мне понадобится в другом месте? Мне понадобится моя жизнь, забрать ее отсюда я не могу.
Муж до нашего хозяйства добрался. Покормил их всех в последний раз и просто открыл клетки. А они стояли и смотрели на него. Он развернулся, сел на велосипед и поехал домой. Потом рассказывал: свиньи шли за ним. Он старался ехать быстрее, какую-то часть пути они бежали за ним. Муж на велосипеде, а следом свиньи, поросята, куры.
Они плохо ели в последнее время. И тут не хотели оставаться одни. Хорошо, что муж сам их выпустил, я бы просто не выдержала. Теперь окончатльно всё. Нужно ехать.
До утра молились Богу не только, чтобы война закончилась и мы остались живы, но и чтоб машина наша целая осталась
После того, как собрали все вещи и выпустили животных, прежде чем уехать, мы просидели в подвале 4 дня безвылазно. Невозможно было выйти вообще. Летало, гремело, шипело все, что можно. Горело. Смотрим в щелочку: там дом горит, там горит.
Вдруг такой грохот, зашаталось все. Думаем, опять попало в наш дом. Выглянули: горит соседский гараж. Ворота просто улетели, и я даже не знаю куда. Тяжелые гаражные ворота просто сорвало и куда-то швырнуло. А я думаю, слава Богу, не наш гараж. Мы же выехать можем только машиной. Наша пока цела.
В 5 утра чуть вроде бы затихло. Соседи наши, две супружеские пары пенсионеров, пока мы сидели в подвале, все время говорили: вы молодые, вам нужно уезжать. А когда мы уже все поняли, что мы будем уезжать, старички наши расстроились, загрустили. Но ехать с нами они отказались. Тяжело было расставаться с ними. Я всё время думаю о них.
Живем в центре и, чтобы ехать в Покровку, двигаться нужно в противоположную сторону от военных позиций. 1 мая в центре поселка целый был только один двухэтажный дом. Все остальные дома, как раненные: что-то горит, где-то дымит. И все какое-то как не настоящее, как будто нет этого. Вот вроде бы я все здесь знаю всю жизнь, а сейчас не узнаю.
Ехали по поселку в тишине. Минут двадцать. Видели вокруг разбитые дома. Школа, где я работала, пострадала. Разбита умная теплица, которую в прошлом году ребята сделали, выиграв грант. Но это почему-то не пугало. А как-то подстегивало выбираться поскорее.
И как будто нам давали коридор для безопасного движения. Как только выехали, такое началось, что мы еще очень долго слышали, как обстреливают нашу Великую Новоселку.
Когда отъехали подальше и появилась связь, я позвонила сыну. Взрослый парень просто рыдал в трубку: выезжайте быстрее. С 18 апреля мы с ним не разговаривали. Меня разыскивали все. И сын сейчас говорит, что ему звонили и спрашивали о нас и мои ученики, и дальние знакомые, о которых я уже и не помню. 2 мая я провела первый урок. И дети, и я плакали.
Моя сестра в марте сумела выбраться из Мариуполя. И я её успокаивала: "Не переживай, у нас есть хозяйство, прорвемся". А сейчас я турист. Хочу домой.
Свої в Telegram 
