Как Лариса Лисняк волонтерила в оккупированном Донецке и почему потом предпочла Киеву – Славянск
Лариса Лисняк – редактор регионального интернет-издания «Донецкие новости», до февраля 2016-го жила в Донецке. Первые три года после переезда она арендовала жилье в Киеве, потом в Ирпене. И вот Лариса решила «пустить корни» в Славянске и даже приобрела там квартиру.
Свой 47-й день рождения Лариса Лисняк провела нестандартно – вместо праздничного торта и бокала шампанского она упаковывала вещи. Кастрюли, подушки, полотенца. В феврале 2016-го Лариса получила сообщение о предписании на арест от «МГБ ДНР». В срочном порядке покидала Донецк, прихватила лишь две сумки. Теперь для транспортировки в Славянск необходим микроавтобус.
«Быть переселенцем, конечно, прикольно. Сегодня здесь могу пожить, завтра – там, послезавтра... Но хочется уже хоть какой-то стабильности. Ну, а раз моя работа связана с Донбассом, то почему бы и не город-курорт Славянск?» – 6 июля она разместила пост на своей фейсбук-странице.
В формате монолога Лариса Лисняк рассказала «Своим», почему решила вернуться поближе к дому, в то время, когда ее земляки стремятся в большие города.
«К войне не привыкаешь, а быстро приспосабливаешься»
С началом войны я два года оставалась в Донецке. Само собой получилось, что я стала волонтером. В августе 2014-го, когда большинство земляков выехали, город был пустым. Полностью.
Я могла пройти пешком от своего дома на ДонУГИ (Донецкий научно-исследовательский угольный институт. – Свои) до площади Ленина, и не встретить ни одного человека! Навстречу могли бежать только собаки. Породистые! Шикарный дог, помню еще лабрадора – весь в репяхах, а еще – шарахающаяся от раскатов взрывов овчарка… Явно, что это некогда домашние любимцы, некогда ухоженные. Но их оставили или их хозяева погибли.
Так было и в нашем дворе. У нас длинный 11-подъездный дом. Август-2014 был самым «жарким». В промежутках между обстрелами я раз в два дня выбегала в «Амстор» на проспекте Таманском или на «Украине».
Многие магазины закрылись, но «Амсторы» держались – людям нужны были элементарные продукты. Плюс эти супермаркеты имели складские подвалы – то есть убежища при обстрелах.
Выбегаю, а тут бабушки-соседки выползают на лавочки, воздухом подышать. Им уж точно не добежать за продуктами. Поэтому себе покупала и им приносила. Видимо, они рассказали об этом своим выехавшим детям. Поступили первые звонки с просьбой помочь родителям, начали для них деньги на карту пересылать. Те передавали информацию другим – и я стала выезжать в иные районы, где оставались чьи-то родители, знакомые.
Появилась фейсбук-группа «Взаимовыручка в Донецке», здесь все оставшиеся в городе обменивались проблемными вопросами. Там «прилетело», разбомбило, мама с ребенком всё потеряли, в другой точке аналогично. Кооперировались в помощи «по квадратам» – кто рядом живёт.
Сначала помогала в близлежащих районах. К концу августа пришло больше понимания и опыта, как жить во время войны. В центре города всегда были люди, которые могут помочь. Поэтому я начала ориентироваться на отдаленные районы, откуда поступали сигналы о помощи – Петровка, Текстильщик, Старомихайловка, Октябрьский и многие иные окраины.
«Своей проукраинской позиции я в «Фейсбуке» не скрывала»
Потихоньку начала проявляться в «Фейсбуке». Но большей частью – по обстановке в Донецке и по поводу того, как я не приемлю «ДНР», но как люблю Донецк.
Своей проукраинской позиции я в «Фейсбуке» не скрывала. Но понимая, что происходит вокруг, не могла открыто писать всё, что думаю о происходящем и что я вижу. Это я писала большей частью под псевдонимами, сотрудничая с центральными СМИ. Из города к этому времени выехали практически все проукраинские журналисты, нас оставалось буквально пару человек.
Тратила на помощь сбережения семьи и то, что в этот период могла заработать.
Ездила преимущественно по «красным» зонам – а туда ни на маршрутке, ни на автобусе. Обстрелы каждый день, по нескольку раз в день. Когда могла – брала такси. Но не все соглашались ехать. Если ехали – тройная-пятерная цена.
Естественно, эти деньги в отчетности не могла заявить, это брала из своих сбережений. Думала, люди, которые перечисляли последние средства на помощь, не поймут, что такие суммы можно тратить на транспорт. Ни о каких деньгах типа «на зарплату», «на оргвопросы» не могло быть речи – все сборы и выезды были в свободное от работы время.
Однажды мне согласился помочь с транспортом дончанин. Просто за бензин, а постоянно проколотые от осколков снарядов шины он возмещал сам. Но у него было еще одно «преимущество». Он был сторонником «ДНР» и на украинские госномера сделал соответствующую наклейку. Плюс флажок на бардачке.
Осуждаете? Не стоит. Иначе меня никто не пустил бы на окраины, а путь туда шел через несколько «военных / казацких» блокпостов. И благодаря тому, что у Тимура был весь этот «антураж», моей личностью особо не интересовались. Но он знал о моих убеждениях, всю дорогу мы не то что спорили, а рассуждали – он говорил о доводах своей стороны, я – своей. С ним мы попадали во многие передряги…
«У вас война, а у меня куры могут пропасть!»
Помню дни, когда наши в конце мая 2015-го зашли на окраину Марьинки и были буквально на подступах к Донецку. Обстрелы были жуткие. А нам завтра ехать в Старомихайловку, по сути рядом граница с Красногоровкой и Марьинка.
До войны в богатом поселке Старомихайловка жили 5 тысяч человек, большинство, естественно, выехали. В нашем списке помощи было около 60 адресов, то по одним 30-ти приедем, то по другим. А это кроме круп, макарон, бытовой химии – того, что не портится, еще 50 тушек кур, около 100 пакетов молока, плюс сметана, кефир, лекарства и прочее. На улице – жара.
Мой и моего напарника домашние холодильники этого не вмещали, растасовывали по соседям. Да, там линия фронта, но кур от гниения не удержать, а на мясо потрачены деньги людей. Из «ДНР» в Старомихайловку проезд закрыли. «У вас война, а у меня куры могут пропасть!» – крутилось у меня тогда такое дурацкое в голове.
Мы созвонились с местными, кто мог передвигаться, встретили нас на окраине поселка, вдалеке от блокпостов (кстати, в любой населенный пункт можно было пробраться, минуя «их»). Начали мы с напарником развозить помощь.
Именно по Старомихайловке я впервые увидела, что такое «буферная» зона. Здесь в начале поселка – еще блокпост «казаков», проезжаешь буквально пару кварталов – речушка. Это середина поселка. Но от нее уже виден украинский флаг на наших позициях на противоположной окраине села.
До кого-то дозваниваемся, ходячие «выползают» на улицу, указывая нам путь. Потом пытаются объяснить, как до иных добраться. Бой уже утих, но без внешних указателей на пустынных улицах – никак не сориентироваться. Начинаем стучать в каждый двор. В ответ – тишина. И в одном – шорох: «Что стучите? Кто вы?»
Из очень зажиточного дома (а в «греческой» Старомихайловке таких было через раз) на нас выходит Некто в тельняшке с автоматом. Очень чёткий российский говор.
– Мы – волонтеры. Гуманитарку привезли. Где у вас тут улица Ленина?
– А «ХЗ», где у них тут улица Ленина, сами только вчера зашли… Точно не укры?
– Да не, мы из Донецка. Помогаем. Вон, на номера нашей машины посмотрите…
– Тогда – проваливайте.
С горем пополам тогда мы всю помощь развезли. Таких поездок было масса, о некоторых и вспоминать больно, о некоторых еще рассказывать рано.
«Из-за моих публикаций в «Фейсбуке» шли доносы в «МГБ»
Средства на карту мне поступали отовсюду – в основном, из подконтрольной части Украины, но также из России, Канады, Америки, Нидерландов, Израиля. Но когда я приезжала к бабулечкам, раненым деткам, обязательно подчеркивала, что это помощь не моя – это от украинцев, американцев, россиян.
Когда люди слышали, что им идут средства именно «из Украины», они опешивали. Ведь тогда уже в «ДНР» было одно утверждение: Украина – враг, «который нас убивает».
Даже для меня было «ужасом», что под моим открытым постом в «Фейсбуке» начали подписываться иные дончане, реально находящиеся в городе. Обычные дончане – и не только те, кто писали под «никами», но и те, кто не скрывали своих истинных имен.
«Лара, сообщи и мне, и я приду на «безмолвный» протест». «И я». «И я»… За несколько часов – где-то 30 человек точно (если не больше) в открытую поддержали мою единичную (я никого не призывала, я планировала идти одна, чтобы никого не подставлять) инициативу. Я писала, что против автоматов ничего не смогу сделать, но хочу прийти и присутствовать – с молчаливым протестом, чтобы «они» знали, что в Донецке есть жители, которые против.
Закончилось тем, что через несколько часов после поста со мной связался помощник тогдашнего «мэра» Донецка Игоря Мартынова. На утро меня ждали «на встречу». Но то иная история, описанная на моей фейсбук-страничке.
О встрече пленных из подвалов
Волонтерство расширялось, на определённых этапах я тесно сотрудничала со своими друзьями из «Ответственных граждан», волонтёрила с Гуманитарным штабом Рината Ахметова. Кроме окраин Донецка объездила Горловку, отдаленные заброшенные поселки Дебальцево, Макеевки, Енакиево и прочих.
Площадь Ленина в Донецке, октябрь 2015 года
Кроме волонтерства, журналистики, у меня в Донецке был еще один опыт – встреча из «подвалов ДНР» политпленников. Историю нашей случайной встречи «из подвала» и дальнейшие «приключения» выживания в «ДНР» с уже легендарной Ларисой Белоцерковец я подробно описывала в «Фейсбуке» уже после своего побега.
А выходят-то люди – без копейки денег, без того же элементарного мобильного телефона, им порой и пойти уже некуда, так как родные выехали. А рядовые дончане вряд ли согласятся приютить у себя «политического».
Главное – люди выходят без документов. То есть им даже выехать за пределы «ДНР» невозможно, на первом же «республиканском» блокпосту их остановят. Чтобы человек мог выехать на свободную территорию, нужно время, нужны лечение, средства, силы, а главное – нужны люди, которые будут рядом.
«С неопределившегося номера звонил мужчина и сообщил о предписании на мой арест»
В конце января 2016 года в Донецке началась наиболее массовая облава, направленная именно на общественных деятелей и волонтёров. До этого было несколько волн, но не настолько масштабных.
Сначала арестовали известного ученого, религиоведа Игоря Козловского, на следующий день – руководителя «Ответственных граждан» Марину Черенкову. 2 февраля после 7-часовых допросов из «ДНР» депортировали (с подписанием «официальных бумаг») троих соорганизаторов «Ответственных граждан» – Евгения и Дмитрия Шибаловых, Энрике Менендеса.
2 февраля ребята меня предупредили – «нас вызывают на допрос, если что – ты на связи, если «задержимся» – труби». К позднему вечеру я уже знала, что их вывозят в буферную зону, депортируют. Меня в этот день не трогали.
Через полчаса еще один звонок – с неопределившегося номера звонил мужчина и сообщил, что есть предписание на мой арест, и если я к утру не «исчезну», то ориентировки будут на всех блокпостах.
Друзья проверили информацию, потому что сначала думали, что это провокация. Всё подтвердилось. И ранним утром меня, минуя блокпосты, вывезли из Донецка и от «ДНР».
«На «привыкание» к миру мне понадобились годы»
Так с чемоданом и сумкой я оказалась в Киеве. Благо, на тот момент в столице был сын. Несколько дней мы делили однушку. На третий день после приезда я уже имела работу, друзья помогли с риелторами и поиском квартиры. Через неделю я снимала первое в своей жизни жилье. В Донецке у нас была квартира, никогда с арендой не сталкивалась.
При съеме квартир в Киеве у меня не было проблем с тем, что я из Донецка, что я переселенка. Здесь я снимала две квартиры. Обе так называемый «бабушкин вариант» – без ковров на стенах, все чистенькое, но старенькое. Обе их хозяйки радушно меня принимали, мы стали дружны.
В Киеве прожила до ноября 2018 года. Нужно было жить в столице, так как первое время требовалось работать в офисе. Мы как раз создавали наш портал «Донецкие новости» и в этой работе были задействованы многие подразделения холдинга.
Со временем мне в офисе нужно было появляться всё реже и реже. Основная работа была «на дому», плюс командировки. А тут в квартиру, которую я снимала, возвращались прежние хозяева. Мне пришлось опять искать жилье.
Побегала по предложениям в Киеве. На деньги, которые могла выделить на аренду, предлагали уже более «страшненькие» «бабушкинские варианты». Несколько друзей по донецкой журналистике к этому времени жили в пригороде Киева – Ирпене. Очень советовали этот городок.
Друзья устроили мне экскурсию по Ирпеню, рассказали все «за» и «против». К 2018-му Ирпень уже считался «городом переселенцев», здесь куда ни глянь – сплошные автомобили АН и ВВ (номера Донецкой и Луганской областей. – Свои).
Я переехала и не прогадала: за ту сумму, которую просили в Киеве за «убитые» квартиры, сняла в Ирпене – в новострое, после ремонта, с современной мебелью и техникой. Просторная однушка в Ирпене, по сути, стала моим офисом – здесь я проводила большую часть дня.
«В Славянске сошлись три фактора: родные, друзья и работа»
Наше издание ориентировано на освещение событий на Донбассе, часть коллектива живет на подконтрольной Донетчине, многие – в Славянске. И в определенный момент мне нужно было решать – или мотаться постоянно из Ирпеня на Донбасс в командировки, или уже переехать в родной регион. Но я так устала от съемных квартир! Так хотелось свой угол! Посоветовалась с родными и решили – переезжай, купить квартиру поможем.
Кроме работы Донецкая область – это близость к родному дому. Да, я не могу посещать Донецк, въезд запрещен. Но я могу видеться с моими родными – в Ирпень или Киев им было не доехать: родители пожилые, у отца больное сердце. На Донетчине встречи реальны.
В этом городе сошлись воедино три фактора: родные, друзья и работа.
Мне Славянск нравился с детства. В советское время каждое лето ездила в пионерские лагеря в Святогорск, тогда еще – Славяногорск. Повзрослев, продолжала ездить в эти края – то в качестве вожатой в пионерлагерях, то семьями с палатками на Северский Донец, на озера.
Славянск и Святогорск выгодно отличались от соседних промышленных городов, поэтому многие области в довоенное время стремились сюда на отдых.
«Смысл родниться с городами, которые тебе не по карману?»
В Славянск я направлялась из Ирпеня с пониманием, что буду здесь приобретать квартиру. Живя в Киеве и Ирпене, осознавала – по тамошним ценам мне никогда не приобрести жилье. В Донецкой области цены намного скромнее.
Сразу встал вопрос – где брать деньги. Этим я озадачилась еще в Ирпене. Походила по банкам. Оказалось, что ипотеку взять можно, но ни одна из программ по недвижимости не распространяется на Донецкую и Луганскую области. Покупайте жилье – где ходите в Украине, и кредиты, и ипотеку дадим. Где хотите – кроме Донбасса, потому что Донбасс – это зона Операции объединенных сил, то есть зона риска для банков.
Но и ипотека – это тоже не «вот вам деньги, покупайте – живите». Нужен вступительный взнос, для переселенцев самый дешевый – около 10%. Нужно оплатить оценщика недвижимости – 7 тысяч гривен. И насколько он оценит жилье – на такую сумму банк вам и оформит ипотеку или кредит. А оценит он по цене намного ниже «закупочной». То есть все равно нужны дополнительные средства, чтобы доплатить до полной суммы, да еще плюс ремонт.
Да, это не будет новострой, как в Ирпене, это не будет шикарная придомовая территория, как в Ирпене. Это будет однокомнатная квартира в 33-35 «квадратов» в обычном кирпичном доме.
Я тут подсчитала, что за 45 месяцев за съемное жилье отдала суммарно, без учета коммуналки, 241 500 гривен или $8 600 – 9 300 в зависимости от колебаний курса в этот период. Дальше снимать уже не было ни сил, ни смысла. Но я – реалист, поэтому о покупке квартиры в центральной части Украины и не мечтала. Вот поэтому ни Киев, ни Ирпень не стали для меня значимыми городами для «оседлости».
Смысл родниться с городами, которые тебе не по карману, чтобы потом ностальгировать. Хватит с меня Донецка, из которого я уехала с разбитым сердцем. Даже спустя годы воспоминания о нем вызывают дрожь в голосе и учащенное сердцебиение.
«На Донбасс у банков ограничения»
Чтобы приобрести квартиру в Славянске, были задействованы сбережения родных, мои небольшие средства, друзья были готовы участвовать при необходимости. А на ремонт – кредит в банке. Но тоже нюанс. Возможность кредитования я изучала, находясь в Ирпене. Банк спокойно предлагал мне до 200 тысяч гривен на три года. Я планировала взять 100 тысяч, поэтому никаких опасений не было.
Но вот я переезжаю в Славянск, прописываюсь здесь. Иду в банк. А мне говорят:
– Мы не можем выдать кредит более 50 тысяч. О 100 и 200 даже речи не может быть.
– Почему? Я была уверена, что смогу получить 100 тысяч.
– Потому что вы берете кредит, находясь в Донецкой области. Более того – вы еще прописались здесь. Если бы месяц назад взяли кредит в Ирпене, вам бы и 200 тысяч дали, потому что у вас была прописка хоть и в Донецке, но как переселенец вы числились в Ирпене. А теперь – вы житель Донецкой области. На Донбасс у банков ограничения.
Правда, пообещали рассмотреть мой вопрос. Может, и удастся взять кредит на недостающую сумму. В любом случае, оплачивать два кредита по 50 тысяч выйдет дороже, чем один на 100. Вот такие нюансы зоны ООС.
«Славянск ассоциируется в первую очередь с отпуском»
Пока я в Славянске арендую квартиру у знакомых. Параллельно делаю ремонт в своей однушке. Как только начала работы – сразу разместила объявление на подъезде, с извинениями за временные неудобства. Пока вешала – познакомилась с новыми соседями. Восприняли меня добродушно. Но впереди еще пара месяцев ремонта. Надеюсь, всё в отношениях с соседями пройдет гладко (смеется).
Друзья советовали, прежде чем покупать жилье, «присмотреться» к городу не как отпускник, а как местный житель. Поэтому я приезжала накануне – побродить, почувствовать город.
Не буду лукавить и говорить, что полюбила Славянск с первого взгляда. По крайней мере, отторжения не почувствовала. С каждым днем мы с городом всё ближе и ближе подпускаем себя друг к другу.
Переселенка – навсегда
Самым тяжелым моментом из уже славянского периода Лариса считает 30 июля – день аннулирования ее прописки в Донецке. Свои ощущения она описала в «Фейсбуке»:
«30 июля мне в паспорте поставили официальный штамп – выписка из Донецка. Когда паспортистка выполняла для нее привычную работу, у меня к горлу подступил ком и навернулись слезы. Пока печать медленно прокручивалась вокруг своей оси, чтобы свершить вердикт, – действительно промелькнула вся жизнь. От момента, когда появилась на свет в роддоме горбольницы №20 Донецка, закончила вузы, вышла замуж, воспитали сына, свершилась карьера… 2014 год. Пустой Донецк, постоянные бомбежки, помощь деткам и мамочкам в подвалах. Горловка, Старомихайловка, Путиловка, Трудовские, Дебальцево. Доносы, допросы, предписание на арест. 2016 год. Киев, потом Ирпень. Хлобысь – штамп, и я уже вне Донецка. Хлобысь – штамп, и я в Славянске».
«Добили» вроде бы уже бывшую переселенку в Управлении соцзащиты, когда сотрудница сказала: «Вы все равно не перестаете быть переселенкой. Потому что на момент начала АТО…». И Лисняк выдали всю ту же справку ВПЛ, но теперь со штампом Славянска.
«Штамп в паспорте – это лишь отметка, которую смоет тот же дождь или слезы. Донецк все равно из «грудины» не вымыть, не выжечь, не вырубить. Надеюсь, что спустя годы я такое же смогу написать о Славянске. Пока я не ощущаю себя полноценной и полноправной славянкой, но ощущение, что тут я пустила корни, у меня есть. Славянск, надеюсь, мы не разочаруемся друг в друге», – резюмировала Лариса в одном из своих постов.
– Нет, я не жалею, что переехала в Славянск. Через три с половиной года переселенческих «мытарств» я готова была ехать куда угодно, лишь бы иметь свое жилье и не вздрагивать ежемесячно – хватит ли у меня средств на аренду.
Конечно, печально, что государство так и не предложило вменяемую программу по покупке жилья для переселенцев. А так бы большинство из нас за эти годы давно обзавелись бы своим углом и стали полноценными гражданами. И нам хорошо, и государству проблем меньше.
Ведь многие из нас – реально платежеспособные, ответственные граждане, готовые выплачивать и кредиты, и ипотеки, но с нормальными процентами, а не теми, что сейчас. Но зато я никому ничего не должна. Ой, единственное – банку кредит нужно выплатить (смеется), да и родителям, конечно, помочь – буду потихоньку средства возвращать, – закончила нашу беседу Лариса.
***
Чтобы читать эксклюзивные истории
Свої в Telegram 
