Когда Донецк стал не моим: воспоминания переселенцев об оккупации города шесть лет назад
На днях часть фейсбука радовалась шестой годовщине освобождения от российской оккупации Славянска, Краматорска, Дружковки, Бахмута, Константиновки. Поздравления, благодарности военным, фотографии с украинской символикой. Эта эйфория смешивалась со снимками, на которых вооруженные боевики 5 июля 2014-го входят в Донецк.
Отставной полковник российской ФСБ Игорь Гиркин (Стрелков) объявил себя военным комендантом и ввел в городе военное положение.
Спустя годы журналистка Радио Свобода Дарья Куренная напишет, что «вооруженная колонна чужих военных грязными кирзачами окончательно раздавила мою жизнь. Мою и тысячи других людей». А донецкий фотограф Сергей Ваганов будет вспоминать этот день так: «Один из самых страшных дней моей жизни. Весь день следил за новостями о передвижении колонны банд Гиркина из Славянска. Надежда таяла с каждым часом. Вечером вышел в центр города. Видел их уставших, грязных, счастливых. Ни одной фотографии сделать не смог. Я был буквально парализован страхом, ненавистью и бессилием. Чья-то блестящая спецоперация».
«Свои» собрали истории о том, как дончане теряли родной город. Для некоторых это началось задолго до июля 2014-го.
«Когда герб рухнул и раскололся, мое донецкое время замерло»
Ирина Гамбарян, медиа-экспертка, тренерка-фасилитаторка, живет в Одессе
Очень легко оказалось не вспомнить точную дату, когда Донецк стал не моим. Очень легко оказалось не искать посты, фотографии и видео того дня, когда Донецк стал не моим. В этот день со здания Донецкой обладминистрации сбивали украинский герб.
«Урони «вилку» – верещал в микрофон энергичный ведущий сего действа. Улюлюканьем, свистом и гиканьем его поддерживала едва ли сотня адептов «русскага мира».
Мы стояли вне «толпы» – я тогда фиксерила для какой-то иностранной группы телевизионщиков и, по функции, должна была работать нейтрально, выключив все эмоции. Ну, по крайней мере, внешние их проявления. Когда герб рухнул и раскололся, время замерло. Мое донецкое время.
Обломки, те, что покрупнее, разбивали молотками и кувалдами, зачем-то топтали. И тут время, вместе с сердцем, остановилось снова – когда мой муж Карэн метнулся в гущу бесноватых.
Уже вечером дома он показал мне обломок, который вынул из-под ног «прекрасных представителей нового порядка». Он и сейчас с нами. Частицу оставили в Черновцах – подарили с сопроводительной надписью: «Найбільша помилка будь-якої влади – вважати себе незамінною!» Год назад переехали в Одессу, готовим такой и для мэра «жемчужины у моря».
Ирина и Карэн Гамбаряны
«Представителей ОБСЕ поставили лицом к автобусу и обыскали»
Ирина Шитикова, совладелица автотранспортной компании, живет в Киеве
24 апреля 2014 года. Наш автобус (Ирина и ее муж Сергей владели транспортной компанией «ЛюксАвтоКом», которая проводила регулярные пассажирские перевозки. – Свои) должен был везти представителей ОБСЕ в Харьков. Все подготовили для поездки, но накануне поздно вечером что-то изменилось. Новый план следующего дня предполагал поездку к окраине Славянска, к обеду должны были быть в Бахмуте и вечером вернуться в гостиницу в Донецке. И только на следующий день выезжать в Харьков.
Ирина Шитикова
Обычно представители ОБСЕ ездили в военной форме того государства, которое представляли, а в эту поездку по чьему-то совету одели обычную гражданскую одежду. Добавилась и машина сопровождения ГАИ, которой в других выездах не было. А дальше без остановок и досмотров колонна прошла все блокпосты, объезжая стоящие перед ними очереди автомобилей.
Неожиданно машина сопровождения останавливается возле стелы с надписью «Славянск», вслед за ней останавливается и автобус. Пассажиры, пользуясь паузой, начинают выходить из автобуса и фотографироваться на фоне стелы. Через пару минут навстречу, со стороны Славянска, проезжает микроавтобус, разворачивается, и из него выскакивают вооруженные люди в масках. Всех представителей ОБСЕ поставили лицом к автобусу, скомандовали поднять руки и обыскали, собрали телефоны и посадили обратно в автобус. Дальше под конвоем поехали в Славянск.
Как только я узнала об этом, позвонила в областную ГАИ. Каково же было моё удивление, когда на вопрос: «Что делать?», мне ответили: «Звоните 102».
Какие должности они сейчас занимают, можно только догадываться, вряд ли оставили свои насиженные «доходные места» и выехали в Украину.
Дальше меня отправили писать заявление в областное МВД, где в коридоре я прождала полтора часа, так как «не было свободного оперуполномоченного, который мог бы принять заявление».
После всего этого стало понятно, что Донецк уже «не наш». Затем были «отжимы» машин, которые просто грузили на эвакуаторы и вывозили из крытых паркингов, и много чего другого, но реакция была такая же – звоните 102, если там ещё ответят.
Наш автобус остался стоять под стенами захваченного славянского исполкома. Транспорт засветится на видео в Семеновке, на Саур-Могиле и в сопровождении «Градов» на въезде на макеевскую объездную со стороны Харцызска. Позже в него попадет граната из подствольного гранатомета, из-за взрыва выбиты стеклопакеты и частично обгорел салон.
«В последний приезд в Донецк мне запомнилась афиша фильма «Восстание на планете обезьян»
Дмитрий Иткин, проектный менеджер, живет в Мюнхене
Я помню, как Донецк стал не наш. Я, к сожалению, не могу забыть. Хотя такого четкого и ясного момента в пространстве и времени, когда город, где я родился, стал вдруг «не моим», не существует.
Я в тот период не особо интересовался политикой и не был сторонником Ющенко, впрочем, как и Януковича, но это показалось мне перебором. Тем более я удивился, когда увидел, что городские власти как-то пассивно к этому отнеслись, а скорее – откровенно поддержали. Для меня это было первой явной попыткой противопоставления «региональной идентичности» условному Западу.
Но сам Донецк оставался для меня тогда космополитичным городом с относительно хорошей инфраструктурой, уютным центром со столь любимыми мной бульваром Пушкина, «Ливерпулем», «Ганджюбасом», «Звездочкой», бутиками на Артема и в «Донецк Сити», «Донбасс-Ареной», «Арт-Донбассом» и ни на что не похожей «Изоляцией».
Потом был 2010 год и фильм «Другой Челси. История из Донецка» немецкого документалиста Якоба Пройсса. Не замыленным взглядом и с чисто немецкой скрупулезностью, довольно молодой режиссер (тогда ему было 35 лет. – Свои) четко показал движущие силы донецкого сепаратизма: доведенных до нищеты, в принципе, неплохих людей, исповедующих, по их мнению, «правильные ценности», и «местные элиты» в лице Коли Левченко, секретаря горсовета, которые их цинично используют и направляют. Я начал понимать, что эта ситуация взрывоопасна. Тогда я еще не думал о внешней силе в лице России, которая сыграла решающую роль, использовав и тех, и других.
Спор о том, какой знак написать в окончании слова «Угол» для того, чтобы в названии объединить фототермин и особенность Донбасса, приобрел принципиальный характер. Проект в итоге все-таки писался через мягкий знак – я как инициатор и организатор, настоял на своем.
Практически все сторонники «ъ» стали впоследствии сепаратистами и их сторонниками. Среди их аргументов было то, что это так по-российски, по-имперски значимо и солидно. Тогда я посмеялся. Сейчас мне не до смеха.
Летом того же года я много ездил по служебным делам в шахтерские городки типа Снежного, Доброполья, Тореза. Я не мог не обратить внимание на настроения людей, внутреннее напряжение, нищету и явный контраст с местными князьками-распорядителями копанок, местными «колями» от власти. Не хватало только явного образа врага и искры.
Дальше был Майдан и действия местных элит, поддержка ими антимайдана. Тут в игру уже неприкрыто вступил «старший брат». Помню, как созванивался тогда с институтским товарищем, работавшим в СБУ. Он сказал, что «творится нечто странное». Я не понял и переспросил, что он имеет в виду, но он ответил только, что «ни в чем не уверен». Было состояние приближения какого-то хаоса, но «пока не точно».
Хаос наступил в феврале. А 13 марта 2014-го процесс стал необратимым – после того, как на площади Ленина пролилась кровь патриота Украины Дмитрия Чернявского. В городе появились явные пришельцы с российским акцентом, помятым видом и почему-то с гнилыми зубами. Вечерами стало опасно выходить на улицу. Я стал гулять с собаками с ножом и травматом в кармане. Начались захваты госучреждений и здания СБУ на Щорса. Сюрреализм с псевдореферендумом с напечатанными на ксероксе бюллетенями – но очереди граждан, к сожалению, были реальными.
Проукраинский митинг в Донецке, апрель 2014 года
Днем еще поддерживалась иллюзия нормальной жизни, но и она была для меня разрушена 27 мая, когда на работе на меня напали вооруженные автоматами боевики в камуфляже и с российским триколором. Напали за то, что я запретил приходить на службу с колорадскими ленточками одному из водителей.
Последний раз я проезжал по улицам Донецка в день, когда туда входила колонна террористов из Славянска. В городе я уже не проживал, а на свой страх и риск заехал с дачи за документами и вещами первой необходимости. Когда я проезжал мимо кинотеатра «Звездочка», мне запомнилась афиша-анонс фильма «Восстание на планете обезьян», на которой была изображена колонна вооруженных агрессивных обезьян. «Вот такое вот кино», – подумал я. С тех пор Донецк перестал для меня существовать.
«Муж идет с кулачищами на детей. А я – между ними. Со сковородой в руках»
Юлия «Пані Прапор» Баева, пенсионерка, живет в Полтавской области
Как все начиналось…
– Дай денег на такси! Мы с друзьями едем под Донецкую облгосадминистрацию на митинг! Дай денег!
И ехал.
– Путин, приди. Путин, спаси.
От кого спасать? Зачем спасать? Весь дом увешан триколорными флажками. На широченном грудаке – колорадская ленточка.
– Вы понимаете, что вы делаете? Вы сейчас выпустите джина из бутылки и потом не загоните его обратно! И будет война!
– Войны не будет! Путин введет войска, и у нас будет Россия!
– Зачем тебе Россия?
– А тебе не нужна Россия?
– Мне? Зачем мне Россия? Я родилась в Украине. Я выросла в Украине. Я оканчивала школу и техникум в Украине. Я влюблялась, разочаровывалась, рожала детей в Украине. Я сына хоронила в Украине! Я прослужила в пограничниках 17 с половиной лет! И каждый раз, когда я заступала на смену, мне ставили приказ на охрану государственной границы Ук-ра-и-ны!
И если бы только бывший муж?
Я говорю! Я кричу! Я размахиваю руками, хотя хочется махануть шашкой! А они смотрят сквозь тебя и тебя не слышат.
Май 2014-го. Последняя встреча клуба взаимопомощи приемных родителей в Донецке. После нее я бегу на автостанцию около Крытого рынка. И слышу вовсе даже не донецкую речь. Вот как сейчас, на Полтавщине, куда я сбежала от войны с тремя приемными детьми, меня тут же по говору вычисляют, что я с Донбасса, точно так же тогда на Донбассе невозможно было не слышать, что вокруг говорят россияне.
Становилось хуже и хуже. Наш глава семьи снимал с домашней утвари все черенки и бежал на ясиноватский пост ГАИ «останавливать» украинские танки. Наши дети оказались «фашистами», потому что имели неосторожность смотреть мультик на украинском языке. Он идет с кулачищами на детей. А я – между ними. Со сковородой в руках.
Подруга, которая была мне, пожалуй, ближе самого близкого родственника, не общается со мной. Потому что я – укроповка. И она права. Я – укроповка. И я горжусь этим.
«По рынку поняла, что город захватили чужаки»
Елена Самойленко, журналистка, живет в Киеве
Если не брать во внимание недоумение, с которым мы – я и мое окружение – наблюдали по видео в сети, как колонна гиркинцев беспрепятственно шествует из Славянска в Донецк, я поняла, что город захватили чужаки, по рынку. Как обычно летом в отпуске я могла забегать на Калининский рынок чуть ли не каждый день – за свежими ягодами, фруктами, овощами. И вот когда по рядам стали ходить мужики, тыкая в понравившееся не только пальцами, но и автоматами, и вытаскивая деньги из кобуры, как из портмоне, – стало ясно, что власть сменилась.
Помню, как некоторые писали мне (Елена тогда преподавала на одной из кафедр Донецкого национального университета. – Свои) в личку, мол, как забрать вещи? Куда обратиться с жалобой? Кому позвонить? Понять и принять потерю привычных прав и свобод оказалось ох как нелегко.
13 июля, уезжая, как и весь честной люд в то лето, на две недели на море, я еще надеялась, что это «недоразумение» вскоре разрулится. Знаю, что глупо и зря, но – надеюсь до сих пор. А Донецк – не «дыра», а именно город – я так и не могу назвать чужим, он все равно мой и свой.
«Магазины бьет паника, пустые полки в сети «АТБ»
Евгений Лобанов, переводчик, живет в Полтавской области
Февраль. Бегство президента, власть которого для жителей Донецка казалась абсолютной, как цвет угля, добываемого в шахтах, но, оказалось – порожняк. Агрессия России в Крыму.
Март. В городе появляются люди, сказать подозрительные – не сказать ничего. Классический русский акцент (сам оттуда, поэтому знаю), поразительный топографический кретинизм (не знают, где находятся центральные улицы), наглость (мат, семечки, курение в центральных общественных местах – для дончан это было дикостью), ненависть ко всему украинскому.
Сразу вспоминается произведение Виктора Суворова «Ледокол».
Воздух пропитан тревогой и неопределенностью. Магазины бьет паника, пустые полки в сети «АТБ». Затем продукты появляются, и паника снижается. То же самое с банкоматами. Смешная картина встречи у открытого банкомата народного патруля, вооруженного битами, и инкассаторов, вооруженных пистолетами: тогда обменялись тревожными взглядами. Все напоминает предапокалиптический сюр.
С одной стороны лидер группы «Океан Эльзы» Святослав Вакарчук проводит встречу со студентами Донецкого национального университета. Зал битком, есть провокаторы, но это не в счет. Встреча заканчивается хоровым исполнением гимна Украины. На календаре 4 марта. Вечером проукраинский митинг у кафедрального собора, на следующий день – проукраинский митинг на центральной площади, где сторонников Украины в разы больше противников. Тогда казалось, что мир еще есть. С другой – первые жертвы 13 марта, гибель Дмитрия Чернявского на проукраинском митинге. Мира уже нет.
Мой город наводняют чужие люди. Первые камуфлированные бойцы с реальным оружием – автоматами Калашникова – открыто появились во время «референдума» 11 мая. В транспорте становится все больше «потеряшек» – людей с милицейскими корочками, которые не знают остановок в транспорте, не говоря уже о городе. Общежитие училища культуры, которое стоит напротив дома, занимают непонятные вооруженные люди, говорящие с русским акцентом. Славянск захвачен, но туда можно проехать на такси, минуя штук шесть блокпостов защитников непонятно чего. Дочь сдает ЗНО в Днепропетровске, потом возвращаемся на скоростной электричке в Донецк. Еще не все потеряно.
Первые боевые действия: несколько попаданий мин в центре города (не спрашивайте, кто стрелял, узнайте дальность полета мин), разрушение краеведческого музея (какая тактическая, не говоря уже о стратегической, ценность данной операции для Украины). Регион впитывает слухи и строит жизнь на их основе. Отправляем дочь в Мариуполь. Сами разбираемся с работами, но в планах стоит четкое уезжать.
Станет ли город Донецк, таким как прежде? Нет, никогда! Есть шанс, что он будет нашим другим, да. Когда это произойдет? Вопрос пока риторический.
Свої в Telegram 
