Я вышла из блокадного Мариуполя пешком. И все 40 километров несла в руках свою шиншиллу
Виктория Погребняк – 8-классница мариупольской школы №26. До начала полномасштабной войны в её родном Мариуполе было все, что нужно для хорошей жизни подростка. Старший брат, которого уважали все друзья. Понимающие родители. Мама работала на заводе «Азовсталь». Папа трудился на заводе имени Ильича.
Было много планов на будущее и классное общение с друзьям. Впереди была весна. А потом лето и любимое море. Но неожиданно для девочки Мариуполь превратился в плохое кино, где все время что-то взрывалось, где гибли люди, заканчивались продукты и постоянно нужно было прятаться от бомбежек.
Виктории и ее семье повезло больше, чем другим мариупольцам. Она с родителями и братом вышла из города. И до первого украинского блокпоста прошла пешком со своей шиншиллой в руках почти 40 километров. Война и бегство из города глазами подростка.
Смотрите историю Вики в нашем спецпроекте «Свідчення війни» на канале Свои.
Дни стали какие-то одинаковые. Вроде бы как у родителей отпуск и скоро поедем к бабушке. Но никуда, конечно, никто не ехал
Море в Мариуполе особенное. Оно всегда теплое. Я люблю играть в волейбол и в футбол. А еще играть в мяч в воде. В этом году я еще не купалась в море и неизвестно, когда буду. В прошлом году в апреле мы уже купались. А когда идешь на море с друзьями, ощущение радости наполняют тебя целиком. Весь февраль – это ожидание. Скоро весна. Скоро окончание учебы. Скоро лето. Скоро море. Я плаваю очень хорошо. И если заплыть далеко, то наше море очень глубокое.
Из любимых довоенных предметов в школе – рисование, труды и физика. Я всегда хотела быть полицейским. И сейчас хочу. И думаю, что у меня это получится. Профессия классная – за порядком следить нужно, людей охранять. Люди в полицейской форме все красивые. Я не видела ни одного не красивого полицейского. Мы с друзьями были бы хорошим полицейским отрядом.
24 февраля папа разбудил и сказал: «Одевайтесь, но в школу идти не нужно». Я даже не сразу поняла, как это идти не нужно. Четверг же. Но папа как-то странно так сказал: «Началась война». И тут я сразу поняла, что это за странные звуки: бомбят. Мама была на работе на заводе «Азовсталь». Мы стали ждать маму. Я сильно волновалась. Но потом она пришла. И больше на работу родители не ходили.
Дни стали какие-то одинаковые. Вроде бы как у родителей отпуск и скоро поедем к бабушке. Но никуда, конечно, никто не ехал. Мы всё ждали хороших новостей. Когда летали снаряды, было не только слышно, но и видно. Это всё было постоянно. То, что падало недалеко, родители стали называть «прилетами». Прилеты были и в соседний двор, и в наш.
Вика с папой и братом
Один раз погибла соседка-бабушка. Она была в это время у себя дома. Снаряд попал куда-то в канализацию. Осколки попали ей в окно
Сначала мы с братом даже пытались гулять на улице. Это, когда все слышно, но летящие снаряды не видно. Всё это грохотало, то дальше, то ближе. А потом и эти короткие вылазки на улицу без причины прекратились. Мама собрала сумку. В неё положила документы, какую-то еду, в общем, всё самое главное и нужное. Она все время стояла в коридоре. И по несколько раз в день мы брали эту сумку, мою шиншиллу и спускались на первый этаж. Там вместе с соседями переживали все эти близкие бомбежки. Сидели в коридоре подъезда возле лифта. У нас тут магазин был и спортивный зал. В общем, взрослые пришли к выводу, что правило «двух стен» здесь, на первом этаже – лучший вариант. На нашем 7 этаже и страшновато как-то было всё это переживать.
Недалеко от нас порт. И его бомбили постоянно. Мне кажется, всё хотели разбить все высоченные краны. В конце концов, с нами из всего подъезда в коридоре сидели еще 7 соседей. Остальные куда-то делись.
Каждый раз мама или папа командовали: «Так, всё ближе и ближе, спускаемся». Стены вроде бы не дрожали, только окна тряслись. И как-то я быстро перестала бояться. Пока первый раз не прилетело к нам во двор.
Я не помню, какого это было числа. Мама снова скомандовала спускаться вниз, а мы вроде бы не так давно только вернулись в квартиру. И идти сидеть возле лифта не сильно и хотелось. Но, естественно, все мы пошли. Там же темно. Ничего не видно. Вдруг такой взрыв, что, наверное, если бы не сидела, я бы упала. Мы не поняли, что это было. И, кажется, сразу же наступила тишина. Мама сейчас говорит, что тишины не было, просто после такого грохота остальные взрывы где-то далеко не были такими громкими. Брат зачем-то вскочил и выбежал на улицу. Отец крикнул ему, чтобы он немедленно вернулся. Максим заскочил в подъезд – и тут через секунду снова грохот, еще громче первого.
После этого взрыва погиб мой друг. Когда все затихло, он как Максим вышел во двор. И почти сразу наступил на что-то. И его разорвало на части. Не наступить невозможно. Ни земли, ни асфальта. Всё в каких-то осколках, запчастях, кусках чего-то. Друг не жил в нашем дворе, его квартира была в соседнем. Может осколки от того снаряда, от которого убежал Максим, может от другого. В нашей группе, когда я уже выехала из Мариуполя, написали, что наш друг умер. Но я даже не знаю, как и когда родители его похоронили. Мне кажется, что он погиб именно в этот день. Хотя может быть и позже. Ему было 13 лет.
Как я узнала потом, почти все мои друзья выехали из Мариуполя. Осталось несколько человек. Знаю, что погиб еще один мой друг. Вроде бы в его дом попал снаряд. Но точно я не знаю. Несколько человек на связь до сих пор не выходят. Но мне кажется, что они должны остаться в живых. Я очень сильно этого хочу.
24 февраля я последний раз с подругой ходила в АТБ. Не помню, что мы там хотели купить. Но рядом с нами что-то прилетело. Все упали на землю. И я упала. Зачем-то закрыла голову руками. Потом так мы делали ни раз. Откуда я 24 февраля знала, что нужно голову закрывать руками, не пойму. Но с тех пор в Мариуполе мне частенько так приходилось делать. Больше в магазин я без родителей не ходила. Видела, как летели ракеты и падали в наш парк и постоянно в порт. Ракета в высоте очень маленькая. Летит мгновенно. И когда падает грохот стоит. А потом все вверх поднимается: земля, трава, осколки. А потом почти всегда огонь и дым.
Все вот это страшно не было по сравнению с прилетами в наши дворы. Один раз погибла соседка, бабушка. Она была в это время у себя дома. Снаряд попал куда-то в канализацию. И всё это поднялось вверх. И осколки попали ей в окно. Так она и погибла. Потом убило кого-то еще. И так становилось всё чаще. Вообще я не видела много трупов. Но они были. И почему-то я не боялась. Я знала, что это те люди, которые погибли, но, наверное, то, что все мои живы, заставляло меня не думать об убитых людях.
Снаряд попал рядом с магазином. А в него была очередь очень большая. Много людей погибло. А остальные остались стоять за продуктами
Постоянно было холодно и как-то темно. Небо было зимним, тяжелым. Еще по нему постоянно летали ракеты. Света дома не было, так что вечер наступал быстро. Одежды всегда было много на нас. Спали под всеми одеялами, что были у нас в доме. Но согреться не получалось. Как-то одежда не задерживала тепло. Все равно было очень зябко. И хотелось тепла. А грелись мы возле костра во дворе, когда родители готовили еду.
Папа сделал на улице почти печку. Поставил кирпичи, а сверху поставил решетку из холодильника. Разжигал костер. Мама на нем готовила кушать. Мама варила все, что было. Чаще всего это был суп. Иногда просто картошка. А под конец были одни каши.
Наши продукты мы быстро съели. И в первое время родители покупали еду в магазинах. Однажды, когда стреляли уже очень громко, папа пошел в АТБ. Этот магазин еще работал. А мы остались дома. Папы не было часа 4. За это время начался очень сильный обстрел и мы слышали, что снаряды прилетали близко от нашего двора и понимали, что попадали они куда-то в район этого АТБ. Мама в какой-то момент не выдержала и собралась уже идти за папой. Мы с Максимом ее не пустили. Наконец-то папа пришел. Большей радости за это время не было. Потом папа маме рассказал, что снаряд попал рядом с магазином. А в него была очередь очень большая. Люди стояли на улице, пока не доходила их очередь. Из-за снаряда много людей погибло. А остальные остались стоять за продуктами. Потому что нигде уже ничего нельзя было купить. Папа из магазина принес хлеб, крупы и какое-то печенье.
Хлеб поначалу был. Потом его даже раздавали бесплатно. Возле магазинов стояли какие- то люди и всем давали хлеб. Позже уже ничего этого не было. Закрылся АТБ. Оставался работающим один магазин. Он был дальше от нашего дома. Но какие-то продукты в нем еще были. Потом и он перестал работать.
Я не помню, какого числа, рано утром родители разбудили нас с Максимом и сказали: уходим. Мы выпили чаю. А я всё не могла понять, как это уходим. Как мы пойдем по Мариуполю. Это же большой город. А транспорт в нём не ходит. Куда мы пойдем и как? Но, оказалось, я даже не представляла, что нам предстояло пройти. Потом папа сказал, что мы пешком прошли 40 километров.
Каждый из нас взял сумку, которую смог нести. Папа сказал, что идти долго, поэтому много вещей мы взять не сможем. С собой я взяла джинсы, кофту и костюм. Учебники, фотографии и еще очень много чего мы оставили. Главное, что забрали Саню. У меня есть шиншилла. Все время войны в Мариуполое она плохо кушала и почти всегда спала. У нее большая клетка и взять ее с собой мы не могли. Папа сделал в пятилитровой бутылке отверстие, отрезал верхнюю часть бутылки и мы посадили шиншиллу туда. И так я несла её все 40 километров.
И вот, когда мы вышли со двора и пошли по городу, я увидела очень многих убитых людей. Они сидели на остановке, лежали на дороге. Мы их обходили, иногда переступали через них. Наверное, очень много людей погибло гораздо раньше, чем мы мимо них проходили. Нас обгоняли какие-то легковые машины, но никто взять нас не мог. Во всех них сидели люди. По городу стреляли. Иногда мы прятались, падали на землю, закрывали голову руками. Я все время держала бутылку с шиншиллой. Потом дошли до блокпоста. Издалека мы увидели это сооружение. Но когда подошли ближе, оказалось, что блокпост разбит. Все покорёжено, разбросано, солдат нет. Трупов рядом с блокпостом было много. А еще рядом очень много разбитой техники: танки, грузовики, какие-то еще военные машины. Танков было штук 30.
Потом мы шли еще очень долго. Останавливались, чтобы попить воды. Устали, наверное, я не помню. Просто шли вперед. И так целый день. Мы очень долго шли, наверное, еще и потому, что всё было необычное: пустое и страшное. По этой дороге мы ездили, но я ее не узнавала. Она была очень странная. В какой-то момент папа сказал идти за ним. И не выходить за край дороги. Он увидел, что на обочине лежат противотанковые мины. Они были прикрыты какими-то ветками и травой. Стали смотреть под ноги. Так мы шли и еще человек тридцать тоже двигались за нами, впереди нас. Машины проезжали и не останавливались. Да и как мы сядем все вместе в одну машину? Все же заполненные.
В общем, сколько времени мы так шли, я не скажу. Но потом мы дошли до Мелекино. Там перед селом какой-то чужой мужчина сказал, что он встречает таких как мы, которые из Мариуполя идут пешком. Он отвез нас в школу. Нас сначала не хотели туда пускать. Говорили, что школа переполнена и мест нет. Мама стала просить. Она говорила, что дети устали. А нам еще нужно дальше идти. В конце концов, женщина разрешила нам остаться. И мы легли на двух каких-то матрацах все вместе. Ночью моя шиншилла совершила побег. Мы ее выпустили из бутылки. Нам дали коробку, мы ее туда посадили. Коробку закрыли и сверху я поставила свою обувь. Но она смогла выбраться. Ночью я проснулась, посмотрела в коробку, а там ее нет. Я разбудила маму, она папу и мы все вместе ползали по полу, заглядывали под кровати, искали. В конце концов, я ее увидела. Она сидела в углу, под кроватью. Мы ее подняли и посадили назад в коробку. Я успокоилась, но заснуть больше не могла.
Мне кажется, что на следующий день мы остались в школе и так никуда и не пошли. Мама сходила в магазин. Купила каких-то продуктов. И только через день снова отправились в дорогу. Мы снова шли. Для того, чтобы выйти из Мелекино, нужно подняться в гору. Эта часть пути самая долгая. На дорогу мы все-таки вышли и отправились в сторону Мангуша. Неизвестные мужчина и женщина предложили нам помощь и бесплатно довезли нас до Мангуша. Там нас записали в какие-то бумаги. Выдали нам еды. Мы были не одни. Каких-то людей отправили на ночлег в детский сад.
У нас уже была мобильная связь и телефоны мы зарядили. За нами приехал дядя, забрал нас и привез к бабушке. Здесь я первый раз по настоящему помылась, согрелась и снова сплю в пижаме. Теперь мы живем в Успеновке. Мама и папа устроились на работу. А мы с братом целый день дома. Максим варка утер. Он себе сделал площадку для занятий. Скоро с папой сделают турник. В школу я не хожу. Наши учителя не на связи. Максим учился в профессиональном лицее, должен был стать сварщиком, автомехаником и водителем автокрана. У него как раз в феврале была практика на заводе «Азовтсаль». Последний раз он там был 23 февраля.
Я хочу домой в свой город. В нем остались все мои воспоминания. Что-то во мне изменилось, что именно я не знаю. Родители говорят, что мы с Максимом стали взрослыми. Мне кажется, что нет. Но теперь все вокруг другое. Я бы хотела пойти в свою 26 школу, ее только отремонтировали. В новом здании мы не проучились и года. Я занималась греблей, мне это нравилось. Сейчас просто гуляю. Стараюсь ничего не вспоминать.
Свої в Telegram 
