Я – с Донбасса, и я защищаю Украину. Истории девушки-военнослужащей, «киборга» и ультрас из ВСУ
Накануне Дня защитника Украины мы пообщались с жителями Донецкой области, в честь которых этот праздник.
Киборг «Эфиоп» рассказывает об одной из самых успешных операций в Донецком аэропорту. Кристина Зозуля вспоминает, как батальон «Донбасс» стал ее семьей, и не только потому, что она служит в одной роте с мужем. Бывший ультрас «Шахтера» Стас с позывным «Писатель» объясняет, почему не устал от войны.
«Много страшного на войне, но бывают и курьезы»
Позывной «Эфиоп», бывший командир взвода разведки 93-й отдельной механизированной бригады ВСУ. Имени не раскрывает, так как имеет родственников на оккупированной территории:
– До войны работал главным инженером на заводе. В апреле 2014 года мне стало понятно, как будут развиваться события. Мы уехали из Донецка, я стал добровольцем батальона «Донбасс». Но до мая мы еще вывозили людей с оккупированных территорий. Жена подсчитала, что мы помогли уехать 800 женщинам и детям.
Познакомились с «правосеками» и пошло-поехало. Провели в Донецком аэропорту несколько прекрасных операций. По взрыву коллекторов – была одна из лучших за время войны.
Аэропорт – как гигантская сковородка, которая во время дождей принимает влагу. Вдоль взлетных полос идут трубы и приемники для воды, все это сходится в коллектор диаметром полтора метра. Там активно перемещались вражеские снайперы, хранили там боекомплект. Мы просчитали, что если подорвать узловую точку, вода начнет подниматься по закону сообщающихся сосудов, система станет непригодна для врага и будет разрушаться.
Готовились долго. Нашли в Киеве схемы, план. Изучали все крепко – исползали ДАП на пузе. Знали эти трубы, как родные. Оставалось выйти на поле и обрушить связку коллекторов. Мы вышли под огневым валом. Подскочили на БМП, вытащили мины – каждая по 50 килограммов, отошли. «Арта» работала по нашим целям – накрыли батарею минометную, сорвали под Песками их наступление. Совместили приятное с полезным.
В итоге вернулись без единой царапины. Заходим тихо в штаб. Слышу, комбат говорит начальнику штаба: «Дырочки делай на погонах для звездочки» – «Давай для «Богдана» (орден Богдана Хмельницкого. – Свои) дырочку делать». И тут мы: «А нам что?» – «Вы живые?» И потом: «Мужики, вы же рас….дяи! Снимаем фото у развернутого знамени бригады и прощаем на ближайший месяц все ваши приключения».
Много страшного на войне, но бывают и курьезы. Однажды моя группа «захватила» отдельный танковый батальон украинский. Дело было зимой 2015 года, в конце января.
Вызывает Олег Микац, на тот момент командир 93-й бригады: «Ты знаешь, что в тылу блуждающий танк работает? Какого х...? Найти, уничтожить, спалить». Мы в степь! Видим след от трака. От одного, значит проехал один танк! Взяли след и поперли. И заводит нас дорога в крутой дачный поселок, уже потом узнали, что там жил донецкий прокурор. Легли, по рации связались с «правосеками»: «Мужики, нашли блуждающий танк. Но, похоже, он не один».
Парни из «Правого сектора» прилетели к нам. Начинаем дачу обкладывать. Я говорю: «Мужики, неразберихи полно. Мы пойдем к ним в открытую, а вы ползочком за нами». Подходим ближе – танков до хера! Думаю: «Неужели в тыл зашли?» Заходим во двор, там все тихо, бойцы греются. Спокойно идем к ним: «Привет, служивые! Где штаб?» Нашли, зашли: «Добрый день» – «Ты кто такой?!» – «Командир разведгрупы Эфиоп» – «Как ты здесь оказался?»
Поднялся переполох, вызвали охрану, нас обезоружили, но как-то так, что у меня пистолет был. Начали звонить, даже до начальника Генштаба Виктора Муженко дошел скандал. Оказалось, они зашли в тот поселок и не согласовали позиции.
Блуждающий танк мы не нашли. Но позже нашли в конюшне под Авдеевкой блуждающий миномет.
От командиров мне часто попадало. Например, взяли мы в плен офицера службы безопасности так называемого батальона «Восток». Взяли в конце декабря. А мы тогда месяца два, может больше, не мылись, решили хоть перед Новым годом съездить в баню. И где того пленного держать? Отправил его с двумя бойцами в штаб бригады. Не успели они вернуться, звонок: «Эфиоп, ты что издеваешься? На х...я мне эти пленные? Что я с ними делать буду? У меня столы стоят!»
Но весной 2016-го все начало утихать, и опять штабники появились. Честно говорю, многие планировали остаться, но начали увольняться из-за бюрократии – достала по полной программе. Дуристики было много. Только в 2016-м додумались отменить сдачу гильз! В обходном листе надо было 23 подписи собрать. Одна на фронте, другая в штабе в соседней области.
Теперь я слышу дуристику уже об отводе войск. Позиции построены везде шикарные. Сдавать их нельзя. Скажите, из какого соображения в своей стране по требованию врага покидают свои позиции? Потом враг потребует отойти еще, еще. Тоже будем выполнять? Никаких разводов войск. Мы должны дождаться момента, когда сможем своими силами перекрыть границу. Тогда будем налаживать отношения.
«Меня называют «братан», «братуха». Может, это прикол, но я чувствую себя равной»
Кристина Зозуля, старший солдат батальона специального назначения «Донбасс» НГУ:
– Нас с мужем познакомила война. Он с Западной Украины, воевал в батальоне «Донбасс». Я увидела его фото в Facebook, написала ему: «Привет. Как дела?» И одно сообщение переросло в огромную любовь. Парень с Волыни женился на девушке из Донбасса.
Вся моя семья – мама, сестра – занимали проукраинскую позицию. Мы четко понимали, что происходит в городе, что не может висеть российский флаг на зданиях. И летом 2014-го мы уехали из своего дома. Последней каплей стал обстрел города из «Градов». Тогда погибла девушка Кристина с ребенком на руках, много других людей.
Мы собрали вещи, поехали сначала к знакомым в Константиновку, потом в Тернополь, в никуда. Устроились благодаря моей удаче, а, может, донбасскому характеру, открытости, простоте. Люди меня не понимали. Были такие, кто спрашивал: «Чего ты к нам приехала? А где твой муж? Убивает наших парней?» Я ничего никому не доказывала, а работала, работала, работала.
Потом написала парню в Facebook: «Привет! Как дела?» Он ответил. Начали списываться, созваниваться. Мой Ваня в то время воевал в Широкино, был обычным солдатом, добровольцем. Когда я узнала, что он едет в отпуск в Ровно, предложила встретиться, написала, что я в соседней области. Не думала, что он согласится – мы общались всего три недели. Но он приехал.
Поезд, на котором приехал Ваня, протянуло мимо меня. Он вышел – меня на перроне не видно. Стоит растерянный возле своего большого рюкзака, а я бегу к нему что есть сил. Обняла, поцеловала в щеку: «Наконец-то увиделись». Он не двигается. Думаю: «Все. Не понравилась». Но через три дня позвал меня в свое село: «Хочу познакомить с мамой».
Родители Вани не знали, что он приедет с невестой. Они ждали его уставшим, больным. Приехал счастливый: «Мама, я женюсь». – «В смысле…» – «Я ее люблю. Мне с ней хорошо. А еще, мама, у нас есть сын».
Через месяц я приехала к ним в батальон, на базу в Мелекино. Ваня сделал мне предложение под гул взрывов в Широкино. 13 октября мы поженились.
Уже тогда я решила подписать контракт. На тот момент «Донбасс» активно воевал. Муж был против, говорил, что женщине с маленьким ребенком не место в армии. Но я хотела быть рядом и уволилась с работы в Тернополе, переехала в сектор «М».
Со временем Ваня перевелся в Ровно, мы подумали, что хватит уже воевать. Но год назад звонок из батальона: «Тебя не хватает». Муж сказал: «Вернусь в «Донбасс», если будет место моей Кристине». Я прошла отбор, а он в Нацгвардии очень жесткий, подписала контракт.
Вы бы знали, сколько горловских у нас служит! Очень много людей из Донецкой области. Один из Бахмута, второй из Донецка. Куча земляков и среди девчат: Мариуполь, Константиновка, Славянск. Практически все – мамы.
Все наши девушки осознано сделали выбор, и каждая выполняет свою работу наравне с мужчинами. У нас нет какого-то особого отношения: «Ты – женщина, значит делаешь «то», а мужчина не делает «это». У нас братство. Меня называют «братан», «братуха». Может, это прикол, но я чувствую себя равной, своей.
Год я выполняла задание на Светлодарской дуге. Это – о гендерном равенстве. Я служила наравне с мужчинами. Также заступала в боевой наряд. И я видела Горловку, ее терриконы. Отправляла маме фото с кусочком родной земли: «Мам! Четыре километра до родного дома. Это так близко, и так далеко».
«Вы меня с передовой вывезете только в двух случаях: в наручниках или в гробу»
Стас с позывным «Писатель», лейтенант 81-й отдельной аэромобильной бригады ВСУ, житель Покровска:
– Когда начался Майдан, моя семья его поддержала. Мы помогали медикаментами, теплыми вещами. Переводили парням деньги. Я сам поехал на Майдан в начале февраля 2014-го. Вернулся, когда позвонили побратимы из Донецка: «Россияне заполнили все отели». Всем было видно, что это не туристы, а гопари из Волгоградской области.
Некоторых из этих пацанов я тогда увидел в Донецке. «Чего ты приехал?» – «К бабушке». Хотя мы знали, что никого из знакомых, кроме нас, у них тут нет.
Для нас война в Донецке началась в феврале 2014 года. Мы отлавливали титушек, охраняли донецкий Майдан. Старались общаться с земляками: «Не надо никого звать, мы сами разберемся». Они говорили: «Да, да, все правильно», а через пару дней кричали на площади Ленина: «Нет бандеровцам! Путин приди!»
Потом нас начали отлавливать полиция и СБУ. Абсолютно все силовики в области были пророссийскими, от генерала до солдата. Они охотились на нас. Когда убили Диму Чернявского (активист родом из Бахмута, его убили во время митинга в Донецке 13 марта 2014 года. – Свои), стало понятно, что мы уже ничего не можем изменить. Выехали из Донецка, выходили через «зеленки», на блокпостах нас ждали.
Соседние Дружковка, Константиновка, Краматорск были оккупированы. Патриоты, добробаты, ВСУ удержали наш город и район, не дали начаться боевым действиям.
Мы с отцом не спешили в военкомат, потому что решили, что в тылу нужны волонтеры и те, кто будет тормошить местную власть. Мой отец все-таки пошел служить в ВСУ весной 2015 года. Летом 2015-го в городе начали создавать роту охраны Вооруженных сил, сказали, что будет что-то типа батальонов «Днепр» и «Артемовск». Я решил пойти в нее добровольцем.
Нам в той роте много обещали, говорили, что будем воевать. В итоге получилась «рота обеспечения»: строим-моем. Мы спрашиваем: «Пацаны, когда будут стрельбы? – «Не нравится – идите в войска». Так и сделал.
У меня была возможность пройти офицерские курсы, я стал лейтенантом. После этого началась служба в АТО. Мы были девять месяцев на боевых позициях в Зайцево. После этого подписал контракт с 81-й ОАМБр и служу в ней по сей день.
Начальство приезжает: «Хлопцы, да я ж не за совок! Я бы сам его гнал в шею! Но вы понимаете, так в уставе написано. Мы должны выполнять». И ты думаешь: «Может, я не правильный?»
Рядом те, кто пошел на пенсию, когда была горячая фаза войны, а сейчас восстановился. Все меньше добровольцев, все больше «заробитчан». Я занимался набором личного состава. Говорят: «Ты сильно к ним приклепываешься». В смысле? Мне с ними стоять в окопе рядом! А к нам приходят латентные «сепары». Их в СБУ надо передавать, а не брать в ВСУ.
Я знаю многих пацанов из «ультрас», которые служат в ВСУ, Нацгвардии. Мы стоим до нашей победы. Никаких «Штайнмайеров», никаких разводов войск быть не может. У меня болит сердце. Мы не устали от войны. Нам нужна наша победа с возвращением нашей территории.
***
Чтобы читать эксклюзивные истории
Свої в Telegram 
